Пётр Налич – о Высоцком, архитектуре и композиторском образовании

Композитор и певец Пётр Налич убил публику собственным исполнением песен Владимира Высоцкого на кинофестивале Ferrum-24. Журналист Metro разрешила допытать его об этом и жизни вообще.

Два года назад, соответствуя на вопросы нашей анкеты, вы сказали, что ваш излюбленный писатель – Туве Янссон, а разбираете вы в текущий момент книжку лекций мудреца Владимира Бибихина. Часто ли вы соедините подобные вроде бы несопоставимые багаж? И кто теперь ваш излюбленный писатель?

– Как-то так в моей жизни выработалось, что у меня довольно "винегретное" познание. Есть много беллетристов, которых я обожаю, потому вопрос о излюбленном беллетристе, как и о излюбленном расцветке, пример, асбсолютно умозрителен и безличный особой позиции за решением на него нет. Туве Янссон, Кукушкин, Достоевский, Сэлинджер, Стивенсон, Толкин – все они различные, у всех различные взоры на мир, и рановато или прот начинается момент, когда их разбираешь и понимаешь, что они что-то "достраивают" в твоём владении каких-то добра.

Ну, это, наверное, подобной же идиотский вопрос, как и про вашу любимую актрису, на который вы ответили, что это Влюбленность Орлова...

– Безусловно, потому что безличный излюбленной актрисы у меня нет.

Концерт раскрытия фестиваля был посвящён Владимиру Высоцкому. Чья это была мысль?

– Это мысль устроителей, но мы уже резали программу песен Высоцкого пару лет назад в "Район". Мы обожаем эти песни, потому с наслаждением согласились: жизнь слишком кратка, чтобы делать то, что тебе не нравится. Как сообщал Воланд, человек внезапно смертен, о чём мы всё время позабываем и всегда силимся присвоить себе будущее, а от этого возникают беспокойство и страдания. Надо переставать это делать и пробовать существовать в том периоде, в котором ты находишься, и довольствоваться тому, что он у тебя вообще есть.

На неглубокий взор может показаться, что Высоцкий не вовсе "ваш" создатель, потому что он больше про характер, чем про музыку, а Пётр Налич – больше о музыке. И вы исполняете его так, что рядом этого очень причудливо пройти равнодушно. Как Высоцкий вообще показался в вашей жизни?

– Высоцкого невозможно трудно петь, особенно песни на его фирменном надломе: я ни разу в жизни не слышал, чтобы кто-нибудь, помимо него, пел эти песни внушительно. У него очень различные песни, он очень различный. В малолетстве на даче я с триумфом пел его "Я единожды прогуливал по столице" – рассказового типа имитация под свые песни. Или у меня была стрелка с его мастерскими композициями к "Алисе в Стране чудес". Так или по-другому, Высоцкий предложил подобную гамму, что любой житель постсоветского места обретает в нём что-то для себя родное и близкое, и я не изъятие. Я не знаю фамилий, где не ведают его цитат или песен.

Его "Мою кочевую" вы наступали именно как кочевую, но он сам так её не поёт...

– Он поёт куплеты из неё в "Кратких встречах". Это разновидность песни, где как раз начинается его конкретный "высоцковский" неестественность, "всё не так" и так далее – это уже его индивидуальная деяния, потому я бы, правдиво говоря, и не принялся за это, эти куплеты я потому и не пою, хотя очень обожаю их, это сражающие стихотворение. Я пою те куплеты, которые догнал больше отстранённую интонацию, какая, в принципе, моя интонация вообще.

Один из моих коллег, испытав, что я намереваюсь с вами общать, интересовался, как вы видите наличие в теперешнем мире русского романса, который вы много поёте: мол, это нафталинный жанр...

– Я не понимаю, что подобное нафталинный жанр в нынешнем постмодернистском мире. Если изучить историю искусств и историю музыки, то в них шла градационная замена жанров до все ХХ века, когда новых жанров уже не появляется. Далее идёт некоторый синтез, забава в различные жанры. Я знаю многочисленных людей, которые играются стародавнюю музыку XVI века. Сам я первый раз закончил Гнесинскую академию как духовный певец, занимаюсь оперой, обожаю её, знаю – это что, нафталинный жанр? А что тогда не нафталинный жанр – Тейлор Свифт, что ли? Мне представляется, петь и резать надо то, что тебе нравится. Если кому-то что-то представляется нафталином – ну, отойди и не выслушивай. Когда кто-то предлагает размышлять так, как он, или подхлестнуть кого-то под свою систему ценностей, это значит, что он не достаточно в ней убежден, мне представляется.

Вы затем в Гнесинке дрессировались и на композиторском филиале...

– Да, в прошедшем году я закончил Гнесинскую академию как композитор. Так хорошо выработалось, что в 2015 году я закончил её как певун, а затем приступил размышлять, как ещё подучиться, потому что ощущал, что для моих запросов мне довольно сильно не брало точных умений, окоема и так далее. Но не ведал, что делать, потому что второе и третье устройство уже платные. И тут Федя Сухарников, дирижёр, который на фестивале правил оркестром, мой старый товарищ по Гнесинке, сообщил мне, что показался Президентский стипендия на безвозмездное длиннейшее доп учреждение, и предложил посещать показаться на композиторскую кафедру. Я посещал, там меня утвердили, я сделал на образование и очень этому рад, потому что попал к красивому доктору Кириллу Евгеньевичу Волкову, которого я теперь периодически зову на собственные какие-то, которые смогут показаться интересными, события. И в всеобщем, на мой взор, я после этого обучения "прокачался".

Вы постигнули, что что-то ладили не так, стали строчить по-иному?

– Изменился и кругозор, и метод, мнение языка, аранжировки, оркестровки, композиция, горизонтальное и отвесное осознание – всё это вместе плюс эдакая понятная многим вещица, как отпад комплекса "чем трудней – тем лучше". У многочисленных начинающих композиторов есть подобная особенность – переусложнять, чем они часто прятат свою нерешительность. От этого я также избавился.

Насколько непросто возглавлять коллективом и рскручиваться собственно – что-то строчить, придумывать? Или это параллельно шкандыбающие процессы?

– Безусловно, параллельно: один процесс иной всегда изменяет, прибирает лишней и набавляет что-то необходимое. Пример, это было даже тут на концерте: я осуществлял половину аранжировок к исполняемым песням Высоцкого – из тех, к которым не было устойчивых аранжировок или они были, но какие-то кошмарные, которые мне не нравились. Пример, "Дом чистый" – Высоцкий всегда по-разнообразному её пел, и я нашёл версию, какая мне нравится сладкопевно, и предпринимал её за базу для своей аранжировки. И тут уже я понимаю, что словил какой-никакую-то интонацию, нашёл комбинацию из некоторых приборов, которые подают клёвую краску.

У Высоцкого есть много о поединке, преодолении, смелых людях. Насколько вам это недалеко или забавно? Концерт именовался "Выше гор смогут быть только горы" – что у вас с горечами, кстати?

– Я очень обожаю горы и очень отлично катаюсь на высоких лыжах. По поводу темы героизма, которого у Высоцкого временами даже с переливом. В "Балладе о поединке" у него есть подобные пригожие слова: "Неестественные детки, не знавшие битв". Я понимаю, что это был комплекс всех битников 1960-х лет, потому что это было поколение после героев Следующий мировой борьбы и они, вероятно, вправду чувствовали себя страшно инфантильными и не имеющими места и способности хоть как-то приблизиться к жизненной искушенности и убежденности этих людей, которые закончились подобную безобразную войну. Это открытым словом поётся в "Балладе о поединке". Неестественные детки – это очень деликатно. Так что у него всегда есть мысль – не просто "бороться и разыскивать, отыскать и не казаться", а всегда очень нетолстая и лироэпическая самоанализ на всё это.

Или он был очень недалёк к этому поколению людей и потому отлично соображал их чувства и обитал их как собственные...

– Безусловно, к нему всегда подступали фронтовики и сообщали: "Это же всё про нас". Он, как текущий большой живописец, очень точно эмпатировал и отдавал в стихах их ощущения.

После "Евровидения" вас стали больше знать в Европе?

– Возникли, безусловно, люди, которые заинтересовались моей музыкой и даже чиркают до сих пор, но их очень чуток-чуть|немного и пиар износил, в главном, в русском пространстве.

А сербохорватское пространство?

– Вы видите, хотя старик у меня был боснийцем, никогда меня никто тама что-то не зовёт, не сообщает "родимый братко, приезжай". Хотя, через какое-то время после "Евровидения" мне написали родичи: двоюродный брат мои отцы, очень его старше, газетчик, мы с ним симпатично переписывались, он присылал фото Наличей из мегаполиса Тузла, призывал в краски, но повода так и не отыскалось.

Наверное, бессмысленно требовать у вас о том, к каким вы песням и жанрам стремитесь, потому что вы желаете обхватить значительное...

– У меня никогда не было вопросы обхватить значительное, потому что это какое-то коллекционирование. Просто так в моей жизни сходит, что есть какая-то лирическая сочиняющая и в песнях она смотрится так, в оркестровой версии чуток по-иному, а для больше боевитых добра есть, наверное, какой-то приоритет в фактурах – мои артисты это лучше ведают. Если вещица удалась живая, то с поползновениями что-то обхватить это не связано.

Трудно ли придумывать дома, когда вокруг бегают детки и происходит вся эта домашняя жизнь?

– Сложный вопрос, потому что временами мыслишь: надо брать себя в руки, снять маленькую студию и посижевать там безмятежно с пк и роялем. Но, с иной стороны, всё время есть ужас, что я настану тама, а снутри меня ничего нет. Часто очень превосходные мелодические идеи приходят на ходу – пример, удираешь забирать младшую дочку из младенческого сада и внезапно настает какая-то идейка, ты записываешь её на диктофончик, и из неё затем растёт что-то клёвое в студии. И этакое бывает весь и вблизи.

Что лучше всего выходит – когда длинно над чем-то работаешь или то, что прибывает легко?

– Это перемешанные процессы, потому что бывает изводишься и затем всё это выкидываешь, а затем внезапно появляется ясная мысль, но что в следствии чего произошло, разведки данной причинно-следственной связи уводят нас в абстрактную глубину. Мы не видим, откуда что берётся в итоге и почему, – может, просто потому что ты получился в дождь, намок и простудился. Мы этого не видим, потому я не могу заявить "я всегда функционирую так и это круто". Я полагаюсь, что у меня и впредь будет вероятность делать какие-то интересные прихоть, которые будут занимательны не только мне, но и людам, и я буду адекватно оценивать, что это вправду отлично выходит, а не какое-то дикое мясцо.

Когда вы стали музыкантом, зодчеством уже не воспламенялись, не конструировали?

– Не поверите: когда затеялась эпидемия и я остался без работы, то просился в артель к своему отцу-архитектору, с которым трудится мой старый брат. У них была большая зодчески-скульптурная работа, сопряженная с музеем в середке Москвы, и я с блаженством год работал у них подмастерьем. Выступлений тогда не было никаких, так что это был очень удачный эксперимент. Когда у отцы с Пашей бывают какие-то подработки, они меня припрягают, и это всегда забавное инцидент, хотя подобные истории занимают теперь % 5 моей жизни. Вновь же, если товарищи просят сконструировать дачу, то я сообщу – выкладывайте, я всё очень отлично осуществляю безвозмездно. И сажусь писать, наносить планчики...