Семен Альтов: «Я в жизни такой же, как на сцене, — не умею прикидываться»

О Произведению С АРКАДИЕМ РАЙКИНЫМ

— Я писал для Аркадия Исаако­вича его последний спектакль «Мир таунхаусу твоему». В связи с сим одна жур­налистка как-то задала вопрос: «Что вы ощутили, когда разузнали, что ваш спектакль стал для Райкина заключительным?» Вероятно, хотела, чтобы я ощутил себя убийцей. Поэтому так главен подбор и распорядок слов даже в обычной речи, а в юморе особенно... Когда я приступил трудиться с Райкиным, он уже был отдален от прежной умопомрачительной формы. Два инфаркта так просто не учат. При этом Райкин-артист по-бывшему мог происходить неимоверные вещи. Я не раз случал у него в квартире на улице Несладкого. Единожды Райкин, как всегда, посиживает в кресле, невиновною ручкой удерживает подрагивающую левую. Пожилой, натруженный человек с тихим гласом, только два огромных темных глаза ориентированы на меня. Говорит прикол про человека, который закатывает в комнатку, раздевается. И внезапно я это все виду: как носит отстраненная с головы тюфяк и нависает на вешалке, человек сбрасывает туфли и шевелит перстами... Вот что может великий артист!

О Службе С Иными Певцами

— Я признателен року за то, что работал с наилучшими умельцами в этом жанре... Не желаю огорчать оставшихся, Хазанов на эстраде был тогда номер один. Хотя когда сегодня гляжу в ютубе Шифрина — виду, как же отлично он трудится! Володя Винокур не просто профессиональный комик, у него еще и негустой дар владеть к себе окружающих. В фирмы, за харчем нет ему равноправных. Будь то артисты, боевые, бизнесмены — со всеми разыщет всеобщий язычок, отодвинет на время все ваши проблемы.

О СОЗДАНИИ МИНИАТЮР ПОД Установленного АРТИСТА

— Только с Райкиным я работал «под артиста». А остальные — Хазанов, Шиф­рин, Винокур, Клара Новикова — брали готовые тексты. Когда-то я дал Шиф­рину «Раскаивающуюся Магдалину». Она выпалила, стала для Фимы трамплином. С Яном Арлазоровым было интересно, но нелегко помогать. То, как уверенно он шел на контакт с пробка, в те годы в стране не получалось никому. Для Романа Карцева написал спектакль «Зал ожидания». У меня был одинаковый повесть про то, как различные люди намерились в одном зоне, где годами чего-то все ожидают. Когда-то в Одессе Виктор Ильченко сказал: «Хороший повесть, чем не повод для представления?» Но тогда ничего не содеялось. А лет через 10, когда Вити уже не было, Карцев шмальнул составить спектакль, что я и делал. Это был наш один-единственный эксперимент, потому что мы с Карцевым «многообразною группы месячные». И лучшего креативного союза, чем одесситы Жванецкий, Ильченко и Карцев, быть не могло. Они понимали друг друга с полуслова. Все три из Одессы, я санкт-петербургский. Поэтому экая мичуринская автотрансплантация 1-го к иному, вышло неплохо, но не больше.

О СВОЕМ ФИРМЕННОМ Манере ИСПОЛНЕНИЯ

— Временами меня спрашивают: «А вы дома также так говорите?» Люди мыслят, что я вливаю собственный тембр перед спичем. Нет, я в жизни подобной же, как на сцене, — не умею прикидываться. Коллеги высаживались на сцену, заряженные до искр энергетикой. А я действую «от противного»: появляюсь перед созерцателями раскупленный, но запускаю их в себя, и через минутку выясняет контакт. И мне с ними, и им со мною отлично.

ОБ ИЗМЕНЕНИИ ВОСПРИЯТИЯ ЮМОРА В НАШИ ДНИ

— У меня был очень известный повесть «Бакшиш» — Жванецкий когда-то сказал, что это наилучший шутливый повесть русского периода. Чтиво брало 18 времен, и я оправдывал его не только в собственных бардовских вечерах, но и в монтажных выступлениях. И всегда замедляемого хлопание… Шло время, вокруг телефоны, эсэмэски, лайки, и я ощутил: залу длинно внимать одну произведение нелегко. С болью в душе завязал уменьшать контент: 16 мин., 12, 10, 8. Когда уменьшил повесть в два раза, сказал себе «стоп» и перестал оправдывать.

Да, время устанавливает. Недавно окинул глазами свою библиотеку и поразмыслил, что моим потомокам она, наверное, уже не будет нужна. Брал с войско «Шагреневую шкуру» Бальзака, решился возродить в памяти. Декламирую, и уже в конце первой страницы забуксовал. Слишком неторопливо. Не хватает компактности. Сейчас сочиняю в основном коротенькие повествования. А еще рассылаю друзьям собственные коротышки. Типа: «Преемники никак не могли поделить постигшее их горесть», «Идиоты — это все те, кто видит мир по-другому, чем я». Подобных накопилось больше тыщи. Может, издам раздельной книжечкой.

О Малолетстве

— Чем далее заглядываешь в прошедшее, тем безмятежнее представляется минувший жизнь. Пожалуй, по истинному блаженны мы были у исходной груди, где и прочмокали наилучшие годы… Я родился в Свердловске во время борьбы, в 1945 году. 6 первых месяцев жизни там, прочая жизнь в Петербурге. Когда минуя много лет прихрял в Екатеринбург на концерт, отец шмальнул отыскать дом, в котором я родился, — на улице Шейнкмана, 3 от угла, последний этаж, два левосторонных окна. После выступления, запоздало вечерком я сделал дом, два окошка, расплакался. Примчал домой, говорю отцу, как торчать перед тем самым девятиэтажным жилищем. Отец сообщает: «Подожди! В том таунхаусе, где ты родился, было пять этажей». Обнаружилось, на площади старого дома возвели новый. И не под этими окнами я рыдал... Я родился в 1945 году и еще помню эпохи, когда не было тв. Но спичечки уже были, и огонь трением мы не зарабатывали. Все обменивается — что-то наступает, что-то уходит. Можете таковое отрекомендовать: книжки были на вес золота. Давали их на ночь, присвоенные до дыр! Но благодаря этому дефициту наше поколение почитало все наилучшее — выжимку из мировой литературы.

О ЦЕНЗУРЕ В ПРОГРАММЕ «ВОКРУГ Хохота»

— Был прежестокий отбор писательского свойства слов. Основным редактором была Татьяна Олеговна Паухова. Она содержала планку, чтобы на экране не появилось намека на непристойность. Сегодня само речь «непристойность» непонимаю без переводчика. Благодаря Пауховой выковался особый манера писательского юмора. Только один раз из мой повествования зачеркнули мнение. Заметил я это, когда в ютубе переглядывал пометка, где Хазанов декламировал мой повесть «Незрелый хор в иноземном посольстве». Дети соответственны были петь в австрийском посольстве, но доставили их в венгерское. В моем тексте было мнение «австро-мадьярский» посредник. В записи прибрали. Наверное, по ловким суждениям. Или с испугу, на любой случай. В те эпохи «цензуру» пробовали впрыскивать некоторые созерцатели. У меня сохранилось письмецо от подобного сердитого, который решился, что в своем повествовании я обижаю пролетарых, колхозников, докторов, академиков и вообще всех совковых людей одним махом.

О САМОМ Курьезном ПРИЗНАНИИ В Симпатии К ЕГО ТВОРЧЕСТВУ

— Занятная была обстановка… У меня есть фраза: «Если от вас ушла супруга, а вы не чувствуете уныния, обождите. Жена вернется, а с ней опечаль». Еду в «Портвеой стреле» домой, в Питер. В тамбуре подходит молодой человек и сообщает: «Я ваш хвост! Отличные шутки ваши в фирмы имеют успех». Спрашиваю: «Какие, пример?» Спопутник на секунду задумался и сообщает: «Ну там приблизительно вот так: «Если от вас ушла супруга, а вы этого не подметили, ну и хрен с ней!» И загоготал так, как словно ничего смешней в его жизни не было! Запомните: в юморе очень главен распорядок слов! И вообще в жизни главен распорядок!

(Инна Фомина, «7 суток», 11.06.23)