Семен Альтов: «Я в жизни такой же, как на сцене, — не умею прикидываться»

О Занятии С АРКАДИЕМ РАЙКИНЫМ

— Я писал для Аркадия Исаако­вича его последний спектакль «Мир таунхаусу твоему». В связи с сиим одна жур­налистка как-то задала вопрос: «Что вы ощутили, когда изведали, что ваш спектакль стал для Райкина заключительным?» Вероятно, хотела, чтобы я почуял себя убийцей. Поэтому так главен подбор и распорядок слов даже в обычной речи, а в юморе особенно... Когда я завязал трудиться с Райкиным, он уже был чужд от прежний чудной формы. Два инфаркта так просто не изучают. При этом Райкин-артист по-минувшему мог происходить немыслимые вещи. Я не раз случал у него в квартире на улице Горьковатого. Единожды Райкин, как всегда, посиживает в кресле, справедливой лапой держает подрагивающую левую. Пожилой, находившийся человек с тихим гласом, только два огромных темных глаза сориентированы на меня. Повествует прикол про человека, который закатывает в комнатку, раздевается. И внезапно я это все ведаю: как ехит освобожденная с головы панама и нависает на вешалке, человек сбрасывает туфли и шевелит перстами... Вот что может великий артист!

О Произведению С Иными Актерами

— Я признателен року за то, что работал с наилучшими мастаками в этом жанре... Не желаю огорчать оставшихся, Хазанов на эстраде был тогда номер один. Хотя когда сегодня вижу в ютубе Шифрина — испытываю, как же отлично он трудится! Володя Винокур не просто профессиональный комик, у него еще и негустой дар владеть к себе окружающих. В фирмы, за харчем нет ему одинаковых. Будь то лицедеи, армейские, бизнесмены — со всеми выищет всеобщий язычок, отодвинет на время все ваши проблемы.

О СОЗДАНИИ МИНИАТЮР ПОД Назначенного АРТИСТА

— Только с Райкиным я работал «под артиста». А остальные — Хазанов, Шиф­рин, Винокур, Клара Новикова — брали готовые тексты. Когда-то я дал Шиф­рину «Раскаивающуюся Магдалину». Она выпалила, стала для Фимы трамплином. С Яном Арлазоровым было интересно, но нелегко помогать. То, как уверенно он шел на контакт с цена, в те годы в стране не посчастливилось никому. Для Романа Карцева написал спектакль «Зал ожидания». У меня был одинаковый повесть про то, как различные люди намерились в одном площади, где годами чего-то все ожидают. Когда-то в Одессе Виктор Ильченко сказал: «Хороший повесть, чем не повод для представления?» Но тогда ничего не приключилось. А лет через 10, когда Вити уже не было, Карцев шмальнул составить спектакль, что я и осуществлял. Это был наш один-единственный эксперимент, потому что мы с Карцевым «разнообразной группы гости». И лучшего созидательного союза, чем одесситы Жванецкий, Ильченко и Карцев, быть не могло. Они понимали друг друга с полуслова. Все три из Одессы, я санкт-петербургский. Поэтому подобная мичуринская трансплантация 1-го к иному, вышло неплохо, но не больше.

О СВОЕМ ФИРМЕННОМ Манере ИСПОЛНЕНИЯ

— Временами меня спрашивают: «А вы дома также так говорите?» Люди мыслят, что я вливаю собственный тембр перед речью. Нет, я в жизни подобной же, как на сцене, — не умею прикидываться. Коллеги высаживались на сцену, заряженные до искр энергетикой. А я тружусь «от противного»: появляюсь перед созерцателями раскупленный, но запускаю их в себя, и через минутку выясняет контакт. И мне с ними, и им со мною отлично.

ОБ ИЗМЕНЕНИИ ВОСПРИЯТИЯ ЮМОРА В НАШИ ДНИ

— У меня был очень известный повесть «Бакшиш» — Жванецкий когда-то сказал, что это наилучший шутливый повесть русского периода. Литература брало 18 мин., и я выполнял его не только в собственных бардовских вечерах, но и в монтажных выступлениях. И всегда признательные овация… Шло время, вокруг телефоны, эсэмэски, лайки, и я ощутил: залу длинно внимать один произведение нелегко. С болью в душе приступил уменьшать документ: 16 минуют, 12, 10, 8. Когда уменьшил повесть в два раза, сказал себе «стоп» и перестал выполнять.

Да, время приказывает. Недавно окинул глазами свою библиотеку и поразмыслил, что моим потомокам она, наверное, уже не будет нужна. Брал с рать «Шагреневую шкуру» Бальзака, решился настроить в памяти. Декламирую, и уже в конце первой страницы забуксовал. Слишком неторопливо. Не хватает компактности. Сейчас сочиняю в основном коротенькие повествования. А еще рассылаю друзьям собственные коротышки. Типа: «Преемники никак не могли поделить постигшее их горесть», «Идиоты — это все те, кто видит мир по-другому, чем я». Подобных накопилось больше тыщи. Может, издам единичной книжечкой.

О Малолетстве

— Чем далее заглядываешь в прошедшее, тем безмятежнее представляется миновавшаяся жизнь. Пожалуй, по истинному сладки мы были у исходной груди, где и прочмокали наилучшие годы… Я родился в Свердловске во время борьбы, в 1945 году. 6 первых месяцев жизни там, прочая жизнь в Петербурге. Когда через много лет вернул в Екатеринбург на концерт, отец шмальнул отыскать дом, в котором я родился, — на улице Шейнкмана, 3-ий от угла, последний этаж, два левосторонных окна. После выступления, запоздало вечерком я сделал дом, два окошки, расплакался. Примчал домой, повествую отцу, как защищал перед тем самым девятиэтажным жилищем. Отец сообщает: «Подожди! В том обиталище, где ты родился, было пять этажей». Оказывается, на участке старого дома возвели новый. И не под этими окнами я рыдал... Я родился в 1945 году и еще помню эпохи, когда не было теликов. Но спичечки уже были, и огонь трением мы не зарабатывали. Все обменивается — что-то подходит, что-то уходит. Можете таковое отрекомендовать: книжки были на вес золота. Давали их на ночь, присвоенные до дыр! Но благодаря этому дефициту наше поколение пробежало все наилучшее — выжимку из мировой литературы.

О ЦЕНЗУРЕ В ПРОГРАММЕ «ВОКРУГ Хохота»

— Был жестокий отбор писательского свойства слов. Основным редактором была Татьяна Олеговна Паухова. Она удерживала планку, чтобы на экране не появилось намека на непристойность. Сегодня само мнение «непристойность» непонимаю без переводчика. Благодаря Пауховой выковался особый манера писательского юмора. Только один раз из мой повествования зачеркнули мнение. Заметил я это, когда в ютубе переглядывал отметка, где Хазанов декламировал мой повесть «Отроческий хор в иноземном посольстве». Мальцы обязаны были петь в австрийском посольстве, но доставили их в венгерское. В моем тексте было мнение «австро-мадьярский» посланец. В записи прибрали. Наверное, по дипломатичным сужденьям. Или с испугу, на любой случай. В те эпохи «цензуру» пробовали впрыскивать некоторые созерцатели. У меня сохранилось письмецо от такового ворчливого, который решился, что в своем очерке я обижаю пролетарых, колхозников, докторов, академиков и вообще всех совковых людей одним махом.

О САМОМ Забавном ПРИЗНАНИИ В Симпатии К ЕГО ТВОРЧЕСТВУ

— Занятная была конъюнктура… У меня есть фраза: «Если от вас ушла супруга, а вы не чувствуете унынию, погодите. Жена вернется, а с ней опечаль». Еду в «Алой стреле» домой, в Питер. В тамбуре подходит молодой человек и сообщает: «Я ваш хахаль! Примечательные шутки ваши в фирмы имеют успех». Спрашиваю: «Какие, пример?» Товарищ на секунду задумался и сообщает: «Ну там приблизительно вот так: «Если от вас ушла супруга, а вы этого не увидели, ну и хрен с ней!» И загоготал так, как словно ничего смешней в его жизни не было! Запомните: в юморе очень главен распорядок слов! И вообще в жизни главен распорядок!

(Инна Фомина, «7 суток», 11.06.23)