Семен Альтов: «Я в жизни такой же, как на сцене, — не умею прикидываться»

О Занятию С АРКАДИЕМ РАЙКИНЫМ

— Я писал для Аркадия Исаако­вича его последний спектакль «Мир жилья твоему». В связи с сиим одна жур­налистка как-то задала вопрос: «Что вы почуяли, когда изведали, что ваш спектакль стал для Райкина заключительным?» Вероятно, хотела, чтобы я испытал себя убийцей. Поэтому так главен подбор и распорядок слов даже в обычной речи, а в юморе особенно... Когда я приступил трудиться с Райкиным, он уже был чужд от прежной чудною формы. Два инфаркта так просто не изучают. При этом Райкин-артист по-былому мог происходить невообразимые вещи. Я не раз случал у него в квартире на улице Несладкого. Единожды Райкин, как всегда, посиживает в кресле, левой лапой держает подрагивающую левую. Пожилой, натруженный человек с тихим гласом, только два огромных темных глаза указаны на меня. Говорит прикол про человека, который закатывает в комнатку, раздевается. И внезапно я это все ведаю: как ехит сброшенная с головы ворона и нависает на вешалке, человек сбрасывает туфли и шевелит перстами... Вот что может великий артист!

О Службе С Иными Певцами

— Я признателен судьбине за то, что работал с наилучшими специалистами в этом жанре... Не желаю огорчать прочих, Хазанов на эстраде был тогда номер один. Хотя когда сегодня гляжу в ютубе Шифрина — ведаю, как же отлично он трудится! Володя Винокур не просто профессиональный комик, у него еще и негустой дар владеть к себе окружающих. В фирмы, за харчем нет ему равновеликих. Будь то лицедеи, боевые, бизнесмены — со всеми отыщет всеобщий язычок, отодвинет на время все ваши проблемы.

О СОЗДАНИИ МИНИАТЮР ПОД Установленного АРТИСТА

— Только с Райкиным я работал «под артиста». А остальные — Хазанов, Шиф­рин, Винокур, Клара Новикова — брали готовые тексты. Когда-то я дал Шиф­рину «Раскаивающуюся Магдалину». Она ударила, стала для Фимы трамплином. С Яном Арлазоровым было интересно, но нелегко помогать. То, как уверенно он шел на контакт с затор, в те годы в стране не получалось никому. Для Романа Карцева написал спектакль «Зал ожидания». У меня был одинаковый повесть про то, как различные люди намерились в одном площади, где годами чего-то все ожидают. Когда-то в Одессе Виктор Ильченко сказал: «Хороший повесть, чем не повод для представления?» Но тогда ничего не приключилось. А лет через десяток, когда Вити уже не было, Карцев шмальнул составить спектакль, что я и осуществлял. Это был наш один-единственный эксперимент, потому что мы с Карцевым «разнообразной группы менструация». И лучшего созидательного союза, чем одесситы Жванецкий, Ильченко и Карцев, быть не могло. Они понимали друг друга с полуслова. Все 3 из Одессы, я петроградский. Поэтому подобная мичуринская окулировка 1-го к иному, удалось неплохо, но не больше.

О СВОЕМ ФИРМЕННОМ Слоге ИСПОЛНЕНИЯ

— Временами меня спрашивают: «А вы дома также так говорите?» Люди мыслят, что я ввожу собственный тембр перед речью. Нет, я в жизни подобной же, как на сцене, — не умею прикидываться. Коллеги высаживались на сцену, заряженные до искр энергетикой. А я функционирую «от противного»: появляюсь перед созерцателями раскупленный, но запускаю их в себя, и через минутку выясняет контакт. И мне с ними, и им со меньшей отлично.

ОБ ИЗМЕНЕНИИ ВОСПРИЯТИЯ ЮМОРА В НАШИ ДНИ

— У меня был очень известный повесть «Бакшиш» — Жванецкий когда-то сказал, что это наилучший смешной повесть русского периода. Прочитывание брало 18 мин., и я выполнял его не только в собственных бардовских вечерах, но и в монтажных выступлениях. И всегда признательные рукоплескания… Шло время, вокруг телефоны, эсэмэски, лайки, и я почуял: залу длинно внимать одну произведение нелегко. С болью в душе завязал уменьшать стенограмма: 16 времен, 12, 10, 8. Когда уменьшил повесть в два раза, сказал себе «стоп» и перестал выполнять.

Да, время приказывает. Недавно окинул глазами свою библиотеку и поразмыслил, что моим потомокам она, наверное, уже не будет нужна. Брал с полочки «Шагреневую шкуру» Бальзака, решился возродить в памяти. Разбираю, и уже в конце первой страницы забуксовал. Слишком неторопливо. Не хватает компактности. Сейчас сочиняю в основном коротенькие повествования. А еще рассылаю приятелям собственные коротышки. Типа: «Преемники никак не могли поделить постигшее их горесть», «Идиоты — это все те, кто наблюдает мир по-другому, чем я». Подобных накопилось больше тыщи. Может, издам розной книжечкой.

О Малолетстве

— Чем далее заглядываешь в прошедшее, тем безмятежнее представляется минувший жизнь. Пожалуй, по истинному сладки мы были у исходной груди, где и прочмокали наилучшие годы… Я родился в Свердловске во время борьбы, в 1945 году. 6 первых месяцев жизни там, прочая жизнь в Петербурге. Когда минуя много лет вернул в Екатеринбург на концерт, отец просил отыскать дом, в котором я родился, — на улице Шейнкмана, 3-ий от угла, последний этаж, два изнаночных окна. После выступления, запоздало вечерком я сделал дом, два окошки, расплакался. Примчал домой, повествую отцу, как защищал перед тем самым девятиэтажным таунхаусом. Отец сообщает: «Подожди! В том таунхаусе, где ты родился, было пять этажей». Обнаружилось, на зоне старого дома возвели новый. И не под тьмами окнами я рыдал... Я родился в 1945 году и еще помню эпохи, когда не было тв. Но спичечки уже были, и огонь трением мы не доставали. Все обменивается — что-то настает, что-то уходит. Можете эдакое отрекомендовать: книжки были на вес золота. Давали их на ночь, присвоенные до дыр! Но благодаря этому дефициту наше поколение пробежало все наилучшее — выжимку из мировой литературы.

О ЦЕНЗУРЕ В ПРОГРАММЕ «ВОКРУГ Хохота»

— Был жестокий отбор писательского свойства слов. Основным редактором была Татьяна Олеговна Паухова. Она содержала планку, чтобы на экране не появилось намека на непристойность. Сегодня само мнение «непристойность» непонимаю без переводчика. Благодаря Пауховой выковался особый манера писательского юмора. Только один раз из мои повествования зачеркнули мнение. Заметил я это, когда в ютубе переглядывал заметка, где Хазанов разбирал мой повесть «Отроческий хор в иноземном посольстве». Мальва соответственны были петь в австрийском посольстве, но доставили их в венгерское. В моем тексте было мнение «австро-мадьярский» посолка. В записи прибрали. Наверное, по ловким уразумениям. Или с испугу, на любой случай. В те эпохи «цензуру» стремились впрыскивать некоторые созерцатели. У меня сохранилось письмецо от такового сердитого, который решился, что в своем очерке я обижаю пролетарых, колхозников, докторов, академиков и вообще всех русских людей одним махом.

О САМОМ Курьезном ПРИЗНАНИИ В Симпатии К ЕГО ТВОРЧЕСТВУ

— Занятная была картина… У меня есть фраза: «Если от вас ушла супруга, а вы не чувствуете унынию, погодите. Жена вернется, а с ней опечаль». Еду в «Прекрасною стреле» домой, в Питер. В тамбуре подходит молодой человек и сообщает: «Я ваш хвост! Отличные шутки ваши в фирмы имеют успех». Спрашиваю: «Какие, пример?» Спопутник на секунду задумался и сообщает: «Ну там приблизительно вот так: «Если от вас ушла супруга, а вы этого не приметили, ну и хрен с ней!» И загоготал так, как словно ничего смешней в его жизни не было! Запомните: в юморе очень главен распорядок слов! И вообще в жизни главен распорядок!

(Инна Фомина, «7 суток», 11.06.23)