Елена Камбурова: «Судьба щедро наградила меня встречами с потрясающими людьми»

О ПЕСНЕ ДЛЯ Кинофильма «Роба Симпатии» НИКИТЫ МИХАЛКОВА

— Песня «Где же ты, мечта?» намечалась для крепкого выполнения. И было зафиксировано несколько разновидностей с различными солистами. Но ни один из них режиссера не организовал. Тогда стали распробовать бабьи гласа. Позвали и меня. Я была огорошена тем, как Никита Сергеевич работал на записи. Обычно режиссеры посиживают в «микшерской» и оттуда случат свои замечания. А Михалков защищал в студии вблизи со меньшей. И, затаив гипервентиляция, правил, бесшумно сопровождал, сопереживал. Вписали с первоначального раза. Мне хотелось отведать вписать хотя бы еще один съемка, но Михалков сказал: «Все! То, что надо!»

О ПЕСНЕ «Расставание» ДЛЯ Кинофильма «ГАРДЕМАРИНЫ, ВПЕРЕД!»

— С данной записью позднее случился курьез. Единожды на гастролях в Архангельске я наступила на ровный эфир на радио. Перед моим интервью ставили отметка какой-то артистки. Я заслушалась — как отлично напевает: и глас сильный, и окраска шикарный. Вот бы мне так записаться! И внезапно ведущая объявляет: «Донестись песня из кинофильма «Гардемарины, вперед!». И вы, безусловно, познали глас Елены Камбуровой». Тут уж я припомнила, что когда-то вписывала песню к данной картине, но пренебрегала про нее и себя не узнала.

О ПЕСНЕ В «ЕРАЛАШЕ»

— Эта работа выискала меня асбсолютно нечаянно. В тот день я очутилась на Киностудии Горьковатого — вписывала иную песню. А в соседней студии несколько мальчиков хором заливались: «Мальчики и девчонки, а также их предки, развеселые истории увидать не желаете ли…» Но редактору их хор не нравился, он отбраковывал съемка за дублем. И в конце баста меня просили: «Изобразите им, пожалуйста, как наступать задорпоистее». Я представить. В итоге мой вариация и бряцит в «Ералаше».

О Занятии С ИСААКОМ ШВАРЦЕМ

— Исаак Иосифович всегда ревностно следил, чтобы исполнители выпевали каждую нацарапанную им нотку. Единожды на моем выступлении в Ленинграде он услыхал, как я исполняю его «Капли Датского короля» на стихотворение Окуджавы. Осмыслив, что какие-то ноты я не пропеваю, а проигрываю, он очень раздражался: «Я этого не писал!» В ответ я стала пояснять про актерское выполнение, характер… На что он уязвленно кинул: «Тогда сама и сочиняй!» Так же он сначала не принял и мою трактовку «Песни кавалергарда» из кинофильма «Звезда чарующего счастья»: «Куда ты так летишь?! Нот же не кажется!»

Но невзирая на пререкания, у нас со Шварцем всегда были самые тепличные отношения. Единожды он прихрял в Столицу и в отеле показал песню «Влюбленность и расставание». Кто-то из присутствующих вскликнул: «Да это же шлягер!» На что я ответила: «Видите, если я ее запишу — шлягером песня никогда не будет. Я и «шлягер» — мнения несочетающиеся». Но ошиблась: жанр «Влюбленность и расставание» стал одной из наиболее известных моих песен.

О БУЛАТЕ ОКУДЖАВЕ

— С творчеством Окуджавы я познакомилась нечаянно. Единожды меня пригласили в крови. Обладатели подсоединили мафон, и зазвучало что-то необычайное: «Куплет о Леньке Царице», «О лазоревом шарике», «Холодный троллейбус». Меня сразу завладела эта интонация, этот глас, подобной не вылитый на те, что я пристрастилась слыхать по радио, эта стиль выполнения — между чтением и напеванием. И мне безотлагательно пожелалось отведать это подпеть. Мои редакторы с радиостанции «Молодость» идею подтвердили, а Кирилл сделал аранжировку. Я вписала «Леньку Царица», и эта песня впервые донестись на радио именно в моем выполнении.

Скоро мы с Кириллом, угодив в Ленинграде, отыскали адрес Окуджавы и отправились к нему в месячные. Знакомились с его супругой и новорожденным отпрыском Булей. Булата не смутило мое отпускное выполнение его песни. Он сразу ко мне очень по-добросердечному отнесся, похвалил, что пою по-своему, не копируя его. А затем он с семьей переселился в Столицу, и со временем мы стали соседями, Окуджава жил в Беспощадном проулке, а я позднее поселилась в Астраханском. Закатывала к ним в месячные, и временами Стальной показывал мне новые песни. Большее впечатление сделал на меня фильм Владимира Мотыля «Женя, Евгения и «Катюша», удаленный по сценарию Окуджавы. Песню «Капли Датского короля», нацарапанную умышленно для этого кино, должна была выполнять я. Но захворала, и в киноленте ее превосходно напевает Александр Кавалеров. А я до сих пор пою ее в собственных концертах.

С первоначального звука я втрескалась в песню Окуджавы «После дождичка». Услыхала я ее на вечерке памяти Владимира Высоцкого, который Анатолий Эф­рос в 1986 году организовал в Театре на Таганке. По плану Анатолия Васильевича, в этом выступлении выступать обязаны были только двое: я и Окуджава. Зал, очевидно, поджидал иного — мемуары о Высоцком, его песен. А я вышла с балладами на стихотворение Мандельштама, Гумилева... После блоковского «Балаганчика» публика загудела: «Достит!» И тут на сцену из-за кулис получился Стальной и, как текущий рыцарь, многыми меткими острыми тирадами все это приостановил. Публика как-то сразу угомонилась, и я сумела завершить выступление. А после выступления даже получила благодарности от Марины Влади, Михаила Жванецкого, Михаила Ульянова…

Рядом с Булатом я всегда чувствовала себя учащимся. А он, как текущий приятель, поддерживал меня, допытывал о моих процессах, прибывал на концерты (хотя, в подобных происшествиях я очень тревожилась), подсоблял, как мог. Подписывал корреспонденция, когда я билась за помещение для театра. Вместе с Зиновием Гердтом прогуливался по инстанциям, чтобы помочь мне с квартирой. «Стыд, благородство и амбиция — вот оно, непорочное наше армия», — мои любимые строки Булата. У меня есть концертная программа по его созданиям, а в нашем Театре музыки и версификации мы уже 20 лет при аншлагах режем спектакль «Капли Датского короля».

О ВЛАДИМИРЕ ВЫСОЦКОМ

— Судьба щедро вознаградила меня встречами с потрясающими народами — выдающимися современниками. О них я досконально говорю в собственной книжке «Вовсе иная песня».

А с Высоцким мы недалеко знакомы не были, хотя совместных приятелей у нас было много. Пересекались временами за кулисами на речах, скрещивались в каких-то компаниях, но толком так и не поговорили. Уже после кончине Высоцкого мне дали магнитофонную заметка его выступления в Взыскательном. Кто-то из зрителей спросил Владимира Семеновича обо мне. И он сказал какие-то хорошие слова...

С раскаяньем должна опознать, что Высоцкого при жизни я толком и не слушала — а потому преуменьшала. Только затем я по-истинному вскрыла его для себя и поразилась не только его исполнительскому таланту, но и ощущению слова.

Я длинно не решалась петь Высоцкого. А единожды узрела сон — будто я встаю ему на закорки. И разрешила, что это символ. Но подступалась я к его песням неспешно. Потому что мне необходимо было забыть авторское выполнение, а сделать это замысловато: его глас неотделим от его песен. Первоначальным твореньем, которое я разрешила предпринимать в произведение, был «Оборванный тяготение». Чуток-чуть|Постепенно я включала в собственный репертуар все новые песни Высоцкого, и единожды наступила мысль сделать программу, где они совмещались бы с песнями мои излюбленного Жака Бреля. Читая интервью запошивочного и российского шансонье, я показала, что их взоры, идеи во значительном пересекаются. В творчестве их спаивает эта бешеная самоотдача, существование на сцене на границе потенциалов. Я объединила их песни в одной программе — «На собственный удивительный способ...». Чуток позднее мы с Никитой Высоцким произвели программу по песням и стихам его отца «Тропа поперек роки».

О ФАИНЕ РАНЕВСКОЙ

— Историю собственного знакомства с Фаиной Георгиевной я часто рассказывала. Единожды Раневская, будучи на гастролях в Ленинграде, подсоединила радио в своем гостинничном гостинице в тот момент, когда я разбирала «Нунчу» из «Сказок об Италии» Максима Горьковатого. Раневская слушала и составила письмецо на радио! Оно затеиваться словами: «Я никогда не строчила на радио…» Далее должно одобрительные слова обо мне. И когда я в очередной раз наступила на радиостанцию «Молодость», мне встречь летели взволнованные редакторы, отрадно ошеломляя сиим письмом. Я разбирала и не верила своим глазищам.

А наше индивидуальное знакомство произошло так. Один известный предложил мне: «Желаешь пойти со меньшей к Раневской? Я намереваюсь к ней по процессу». — «Безусловно, желаю!» Мы подоспели, но были встречены очень грозно, потому что известный спутал время, и мы наступили тогда, когда Фаина Георгиевна никого не предстояла. Она стала построеного отчитывать мои сателлита, а я застенчиво села на стулик, грезя сорваться сквозь землю. Но тут Раневская передвинула собственный взыскательный взгляд на меня и спросила: «А вы кто?!» Я представилась, пробормотав что-то про «Нунчу» и ее письмецо. Она припомнила и, приглядевшись, сказала: «Детка, как отлично, что вы не фифочка!» А когда мы уходили, прибавила: «У вас подобной же несовершенство, как у меня». — «Какой?» — «Застенчивость».

В иной раз я наступила к Раневской, когда известные просили подмахнуть у нее одну воззвание. Ее пес Мальчик грозно касаться к сторонним, но почему-то по взгляду ко мне проявил жидкое доброжелательство — вероятно, почувствовал, что я очень обожаю псин. Раневская собственного пса почитала и, изведав его известие ко мне, на прощание сказала: «Наступаете всегда». И я стала доводить. Иногда приводила книжки, которые мне влюбились. Единожды презентовала ей книжку Джеральда Даррелла, который потрясающе писал о зоологических. От его повествований Раневская осталась в экстазе, и Даррелл взял почтенное пространство на ее прикроватном столике вблизи с излюбленным Пушкиным.

Фаина Георгиевна всегда допытывала меня о боях. А состояние мои часто были не очень благополучны: много сложностей в концертной жизни, проблемы с цензурой, нехорошая пост, бесчувственное известие со стороны инициаторов гастролей. Единожды, посочувствовав, Фаина Георгиевна со характерной прямотой саркастически комментировали: «А что вы желаете? Вы же не поете «Ура, ура — в жопе дырка!». Я не разубедилась и поделилась ее фразой с Мишей Козаковым, он еще с кем-то, и по сфере это вернулось к лично Раневской. Она оскорбилась и построеного мне сказала: «Как вы могли? Вы же видите, что я никогда подобных слов не говорю!»

(Павел Соседов, «7 суток», 26.02.23)