Лев Лещенко: «Вся личная жизнь артистов оставалась за кулисами, и никто точно не знал, кто чья жена»

О ТОМ, КАК Заметил 80-ЛЕТИЕ

— Выступлением! Кстати, это я первоначальным приступил справлять дни рождения на сцене, кто бы что ни сообщал, споря мое главенство на эту идею. Первый подобной торжественный вечор исполнялся 1 февраля 1992 года. После чего обыкновение схватили мои коллеги. Сначала я отдавал сольники каждый день рождения. А затем поредкостнее, только на юбилеи — в 65, 70, 75 лет. И вот уже в 80! На торжественном шоу в феврале я осмелился на 3D, под потолком порхать забрасывающему ребята, были новые аранжировки совершенно всех песен. А во втором филиале мои товарищи урегулировали капустник. Ну а после юбилея я предоставил себе передохнуть: наверное, месяц прогуливал. В том резоне, что не ходил. Но при этом в студии все одинаково работал. Теперь вообще стремлюсь больше учиться творчеством, к какому выступления особенно не отношу. Спичи — это все-таки скучная деяния. Если в сотый раз выполняешь престарелую песню (а многие мурава это еще и под фонограмму случат), творческого развития в этом мало. Как называл один мой друг выступления — «обмолот идет». Работа над свежей песней, репетиции — вот это творчество, вот что привлекает, перемещает вперед.

О ТОМ, НА КАКОЙ ВОЗРАСТ СЕБЯ Испытывает

— Поутру, когда только просыпаюсь, — на сто. (Осклабляется.) Там недомогает, тут покалывает. Мое немощное место — поясница. Затем делаю зарядку, завтракаю с Ириной (жена Лещенко, они женаты уже 44 года. — Прим. ред.) и тогда уже чувствую себя лет на 70. Затем уезжаю в Столицу на занятие. Встречи с людами, собеседование, записи музыки — и вот вроде мне уже 50. А когда схожу вечерком на сцену, то летаю, и мне всего 30.

ОБ ЭЛВИСЕ ПРЕСЛИ

— Кстати, мы с Элвисом почти в одно время предназначали в армии в Германии, только по различные стороны рубежа — он в ФРГ, а я в ГДР. И оба попали в танковые войска. Только Эл­вис, будучи уже звездой, снимал огромный дом, куда перевез из США отца, родственников и обслугу, а я был обыкновенный юноша и предназначал как положено. Когда в 1962 году случился Карибский кризис, мы недельку почивали не в казармах, а в танках — прямо снутри с автоматами. А через полгода командование подтолкнуло меня в комплекс песни и пляски 2-й Гвардейской танковой армии. Демобилизовавшись, я сделал в ГИТИС, на деление мелодической комедии.

О ЗНАКОМСТВЕ С АЛЛОЙ ПУГАЧЕВОЙ

— Аллу я впервые услыхал на конкурсе. А затем году в 72-м или ­73-­м Слава Добрынин написал песню «Я вас обожаю» и сказал: «Желаю, чтобы ты именно с Пугачевой ее вписал». В тот момент я уже исполнил песни «Не плачь, девчоночка» и «За того парня» (за которую на интернациональном конкурсе в Сопоте получил первоначальную премию). А у Аллы тогда еще все было перед. И когда она в 1975 году с «Арлекино» отправилась на конкурс «Милой Певец», который победила, я там уже был почтенным гостем и пел индивидуальный концерт...

Алла очень многообразно, она не повторяет себя ни в жизни, ни в творчестве. Причем в жизни она безмятежная, неслышная, секретная — интроверт. А на эстраде, напротив, вся распахнутый, раскрыта слушателям. Она потрясающая актриса, умная и умная девушка. И с годами вообще стала очень фундаментальной и серьёзной.

О ДУЭТАХ С ВАЛЕНТИНОЙ ТОЛКУНОВОЙ

— Когда мы начинали, на эстраде дуэтов не было — ну, за исключением семейного у Аллы Иошпе и Стахана Рахимова. Это сейчас все напевают вдвоем. Мы с Лучше приятельствовали много лет, очень много раз вместе приезжали на гастроли. Я созидал, как она обожает собственного сына Раскалываю, сколько для него мастерит. Но он не ответствовал ей взаимностью... В последний раз мы увиделись за день до ее ухода. Тогда меня пробило, и я неожиданно подумал: «Опрокидывая недомогает, а я все никак не могу ее проведать...» Отсрочив все состояние, двинул в Боткинскую лечебницу, где она лечилась. Опрокидывая покоилась в раздельной светлице и смотрелась хорошо (в молодость она была вообще красавица нереальная). Но с постели не подняла. Сообщу ей: «Валь, нельзя пролеживать, надо пробежать». А она: «Что-то не желается». — «Ты размышляй о добром, у тебя же юбилей передом: новейшую программу надо бы сделать». Отлично так говорили, а через день ее не стало.

О Кривотолке ПРО ЕГО РОМАН С ВАЛЕНТИНОЙ ТОЛКУНОВОЙ

— А тогда как рассуждали? Если люди появляются вдвоем, значит, у них обязательно роман. Точно так же «поженили» и Сашу Маслякова со Светой Жильцовой, когда они вместе вели КВН... Нет, между нами с Лучше ничего подобного никогда даже не предполагалось. Она в то время была замужем за композитором Юрием Саульским, затем у нее кто-то иной показался. На самом деле тогда у лицедеев как бы не было интимной жизни. Да что там у мастеров, запомните мотив, что «в СССР нет секса»? Вся индивидуальная жизнь лицедеев сохранилась за кулисами, и никто точно не знал, кто чья супруга.

О Слушках

— Вы знаете, обо мне безличных слушков не бродило. Может, оттого, что я сам никогда их не расширял — мне это претит. Всегда думал, что у прилюдного человека на виду должна быть компетентная жизнь, а не интимная. Когда ты все сам сообщил, то это уже вроде и непривлекательно. Я подсознательно ощущал, что замкнутость подогревает энтузиазм к певцу. А вот Пугачева чувствовала иначе, ей были занимательны скандалы, и она замечательно мочь сиим пользоваться...

ОБ Конфигурациях НА ЭСТРАДЕ

— Теперь вовсе иная гастрольная жизнь. Ранее, чтобы получать, надо было подать 20—30 выступлений в месяц в разнообразных точках государства. Интервала большие: то длинно летишь, то на поез­де катишь, а между соседними мегаполисах — на очень некомфортным автобусах. А ночвы! Сейчас в всяком, даже небольшом городке есть добрый гостинница, а ранее в главном шелудивые отели. Когда же я концертировал в студентские годы, то могли вселить и в общежитии. И покушать было нечего. Приедешь, к образцу, в Курган, а там в столовой только кусок непонятной колбасятины с картошкой. Выдирало мое излюбленное блюдо — помидорный сок со сметаной. Перемешаешь, дербалызнешь пару стаканов — вот тебе и обед: и аппетитно, и досыта. Замысловато было и позвенеть в Столицу. Доставалось идти на поч­ту, на радиопереговорный пункт, заказывать звонок и ожидать собственной очередности. Но была одна апрош. Из отели мы вербовали номер для заказа междугороднего звонка, а там упрашивали объединить со известной телефонисткой — у каждого известного артиста имелась собственная какая-нибудь Зина или Наташа. Женщина была рада посодействовать излюбленному исполнителю и без череда соединяла с Столицей, с жильем или с Госконцертом — смотря куда было необходимо соединиться. В всеобщем, выездной хлеб ранее подавался нелегко...

О СОВЕТСКОЙ ЦЕНЗУРЕ

— Мне временами сообщали: «Эта песня закончится, а эта — нет, надо переделать». Да я и сам все это испытывал. Что же касается жестких запретов, то единожды руководитель Гостелерадио Сергей Лапин зарубил мне целый триллер! За год до Олимпиады я по собственной инициативе метнул сладкоголосею картину «От сердца до сердца», композитором в ней был Слава Добрынин, а режиссером Владимир Македонский. В эту труд я инвестировал всю гасу. К тому же были израсходованы большие в то время средства — 130 тыс. национальных руб.! Но основной техред Первоначального канала по фамилии Шалашов донес Лапину, что Лещенко самостийно ссадил картина и в нем бряцат не ратифицированные худсоветом песни. Когда я изведал, что мою картину воспрепятствовали, пошел к Лапину разбираться. У нас с ним были отличные отношения, я его дважды сопутствовал в парламентских путешествиях, так что и пили вместе. В коллективном, я думал, что он вопрос разрешит. А Сергей Георгиевич и говорит: «Лев, вы же интеллигентный человек, а тут в тексте таковая строка — «наблюдаешь, я в глазищах твоих утопу». Ну это же так вульгарно! Мы вам подобной позитивный характер образовываем, а вы!.. Нам не надобен другой Карел Готт или Том Джонс, нам необходим Лещенко...» И картина не получился...

О Бестселлерах

— Все собственные хиты я рассмотрел. Иное дело, что от того, что было «не моим», всегда отказывался. Единожды Слава Добрынин сел за инструмент и наступал песню «Не пустула мне суть на порану». Он только что ее написал. Я сказал: «Слава, как можно такое петь: «не везикула мне суть на царапину»?!» А он говорит: «Вот изведаешь — эта песня будет бестселлером!» И очутился невиновен. Но и я был невиноват, что за нее не принялся. Да, сожалею, что не наступал, предположим, «Невинные пруды» или «Как юны мы были», но мне их никто и не предлагал. Тут надо заявить, что я был в штате радио, и все нотки, которые навевали композиторы, редакторы представляли мне. У меня, как у солиста Гостелерадио, был чин. В месяц я обязан был 15 раз спеть в ровном эфире под инструмент: оперные фрагменты, романсы наши и иностранные, российские песни. Государство была большая, и я пел для разнообразных часовых поясов: то для Отдаленного Востока, то для Сибири и Казахстана, то для Поволжья или Столицы. Большой объем работы! Причем за один подобной ровный эфир уплачивали в 5 раз менее, чем за минутку «фондовой» записи. Вот я и выбирал трудиться «в фонды». Да, писал все подряд, столько мусора! Помню песню Хачатуряна «Аю-Даг». Он же блестящий композитор, но эта песня — ни о чем.

О ПАТРИОТИЧЕСКИХ ПЕСНЯХ

— На самом деле чуть-чуть, всего две: «И снова непрекращается бой» и «Влюбленность, комсомол и весна-красна». Причем до сих пор люди на выступлениях, заслышав их, встают. Потому что это отличные, полноценные песни. А вот халтуры и дурновкусицы, патриотической по тематике, я, по фортуне, смог избежать. Навсегда запомнил слова Оскара Фельцмана на эту тему. Я тогда был молодой артист, мы у него дома готовили песню о Ленине «Авеню Мари-Роз». Неплохая, кстати, песня, в жанре пение. И Фельцман сказал: «Ты начинаешь жизнь на сцене, потому всегда размышляй о собственной репутации, о своем имени. Никогда не пой ужасных песен. Делай что угодно, но отрицайся!» Я так и действовал. Если предлагали что-то порожное, привилегированное, неискреннее, сообщал: «У меня нет металла в гласе для подобного серьезного произведения, я не смогу». И таковая отмазка, что глас не подходит, меня много раз выручала.

О 90-Х

— В 1992 году мне было 50 лет. Уже произошедший человек со своими взорами, со собственным кругом. Да кто мог ко мне настать, если я пел в Кремле, на выступлениях КГБ и МВД?! Я был, так заявить, «народный» человек. И вообще, старшее поколение, «мастодонтов» — ту же Повергаю Толкунову, братва не касались. Наверное, уважали, да и не были мы богачами. Братва наскакивали на молодежь — попсятину, какая моментально приступила получать просто сумасшедшие средства...

О Блаженство

- Теперь, безусловно, вовсе иное время, жизнь шибко поменялась. Но, памятуя прошедшее, наверное, могу наименовать себя безоблачным дядей. У меня есть автобиография, все план я нашел. И есть силы сделать еще что-то. Я пел то, что хотел, стал тем, кем хотел. И получил признание люда — это для меня самое драгоценное.

(Инна Фомина, «7 суток», 27.04.22)