Гарик Сукачев рассказал, что будет с Михаилом Ефремовым после возвращения (Видео)

Гарик Сукачев стал соучастником нового выпуска YouTube-шоу #ещенепознер. Вместе с ведущим Николаем Солодниковым певец рассмотрел свое становление как рок-артиста, воздействие «Зоопарка», «Бассейна» и «Машины времени», распад СССР, акцию «Рок против террора», отношения с Дмитрием Харатьяном, Иваном Охлобыстиным, Петром Тодоровским, Александром Миттой, историю написания песен «Ольга», «Белоснежный никчемушник», «Моя бабка попыхивает трубку» и многие иные предмета.

По словам Гарика Сукачева, вместе со своими друзьями и сотрудниками он гуще всего оговаривает в беседах случившееся с Михаилом Ефремовым:

- Вот о ком мы мыслим, о ком мы сообщаем, о ком мы жалеем, - сознался певец. - Какой он человек — прекрасный! Просто нрав подобной — может говорить, что угодно. Просто трагедия, что он очутился связан со кончиной невиновного человека. Виновен? Да — виновен. Виноват — надо отвечать! Но это великий российский артист, представитель династии. При этом небывало добрый и отзывчивый. Но — шалопай, и так дальше. Всего понамешано. Этот крест ему идти всю свою жизнь. Мы уже никогда не повстречаем того Мишаню, которого мы ведали. Того наиболее Мишани не стало, возвратится человек изменившийся

Вспомнил Гарик Сукачев период, когда он хотел стать ближе к земле, чтобы воплотить литераторские амбиции.

- Мне какое-то время представлялось, что я желаю стать огромным русским беллетристом, - сообщил он. - Мне супруга сказала, что это сумасбродство, я не уверовал. Для этого мы 12 лет прожили на даче, а супруга очутилась полномочия. Но нет худа без блага: там 17 лет назад родилась наша дочь Настя. Как только она пошла в школу, мы возвратились в Столицу, и сейчас я желаю существовать только тут.

Одним из основных сладкоголосих творений собственной жизни Гарик Сукачев считает Седьмую симфонию Дмитрия Шостаковича.

- Часть мои юношества прекратилась в Ленинграде, где на 12-й полосы Васильевского острова жил нынче мертвый брат моей матери дядя Юра, - пояснил он. - Он мне изображал то окно, где хватали Леньку Пантелеева. Может быть, петроградские историки меня исправят, но я, как не петербургский человек, верил ему на слово.