Ольга Ионайтис: «От того, какие картинки ребёнок увидит в первые годы жизни, зависит его способность воспринимать прекрасное»

Дни детской книжки России миновали в Дубае 3 и 4 мая 2025 года. В рамках события, санкционированного Русской государственной детской библиотекой (РГДБ) и фирмой «Лукойл», состоялась экспозиция и мастер-класс известного мастера и иллюстратора, победителя премии Президента Русской Федерации в области литературы и художества за творения для детей и юношества 2024 года Ольги Ионайтис. Она отыллюстрировала возле 160 произведений всеобще популярных творцов, среди которых Шекспир, Франт, Андерсен, Гофман, Гримм, Перро, Бажов, Толкин, Линдгрен, Маршак, Диккенс и многие иные.

Умышленно для платформы Живописцы/Artists, созданной при помощи Президентского фонда культурных инициатив, Ольга Ромуальдовна сообщила о тайнах профессионализма, о том, как главно удерживать дизайнеру-иллюстраторов, почему дитяти реалистично нужны хлопчатобумажные книжки и как избирала девченку, какая стала прототипом основной героини романа Фрэнсис Бёрнетт «Загадочный сад».

— Как прошёл мастер-класс в Дубае?

— Очень отлично. Правдиво, не предстояла, что придёт столько обворожительных детей и причастных родителей. У нас было два блока для детей всевозможного года. Писатель Анастасия Орлова сообщила про собственные книжки, водящий психолог отделения творческого развития читателей РГДБ Вера Потмальникова провела литературно-игровое роль по басням Пушкина, а я разбирала с детьми «Сказку о неразумном мышонке» Маршака, а затем мы вместе красовали мышку с мышатами. Судя по рецензиям, все сохранились довольны.

— Вы очень густо сотрудничаете с РГДБ. Они даже выставили вашу кандидатуру на соискание премии Президента РФ в области литературы и художества за создания для детей и юношества 2024 года, которой вы сподобились в конце мая. Насколько вам было главно заполучить эту награду?

— Для меня это огромная честь и нежданность. Но мне представляется куда больше значительным то, что государство завязало вновь уделять много отзывчивости именно детской книжке, какая всегда нуждалась в помощи. Так было, пример, в СССР, а потом, вероятно, было как-то не до этого. И вот теперь картина чуть-чуть стала изменяться, и это отлично.

В моем родном Политехе, который теперь ходит высокопарное заглавие Института графики и художества книжки имени В.А.Фаворского Столичного политехнического института, любой год издают возле 100 юных живописцев и дизайнеров. Но в книжной иллюстрации остаются единицы. Вознаграждения очень малы, а работа очень затратная. Издатели же никак не смогут воздействовать на ситуацию, так как по-другому, по их словам, цены на книжки возрастут до возвышенных холмов. В итоге очень много одаренных молодых живописцев уходят в иные сферы — в рекламу, творение игрушек и так дальше. И это очень грустно. А ребячья книжка — вещица очень важная для обучения подрастающего поколения. А, когда малыш еще вовсе небольшой, ему даже гаджеты не подают, а книги он уже начинает разглядывать. А от того, какие рисунки ребёнок испытает в первоначальные годы жизни, в будущем молит не только создание его художественных ценностей и сочного мышления, но и в целостном дееспособность принимать отличное.

А потому меня так ликует, что государство обратило взор на иллюстраторов. Кроме той премии, какая была передана мне и которой я очень Радка, есть ещё и Государственная бонус в области детской и подростковой литературы, где также есть специализированная именование для иллюстраторов. В этом году её обязаны дать в 3-ий раз. В первый год кубка в полтора млн руб. сподобились две отличные художницы Анна и Варвара Кендель за книжку «Гляди: Чай!». В прошедшем году премию получила Анна Богданова за «Итиль: один год из жизни пресноводного биома». А 1-го из старейших иллюстраторов Анатолия Иткина подметить в номинации за вклад в ребячью литературу. Воображаете, ему 94 года, а он продолжает деятельно трудиться. Этакая помощь дозволяет делать больше лучшею труд, а это воздействует на образовании и воспитании наших детей.

— Вы произнесли о том, что главно, какие рисунки ребенок видит в первоначальные годы жизни. Тогда какие условия необходимо предъявлять к детской иллюстрации, чтобы она вправду формировала привкус?

— В первоначальную очередь она должна быть лучшей. При этом не думаю, что имеет резон опознаться на какой-никакую-то одну стилистику. В конечном счёте все мы различные: кто-то обожает Пикассо, а кто-то Брюллова, но и тот и иной — большие живописцы. Поэтому скорее я сообщу о гармони.

Пример, в 90-е годы было исступленное гнет иллюстраций с зловещими выпяленными глазками, страшных вопящих расцветок. И, на мой взор, это шибко подпортило дееспособность к образному мышлению и восприятию расцветки у цельного поколения. Теперь положение, кстати, гладится постепенно.

— Насколько книжка сегодня конкурентоспособна мультфильмам, они же также нарисованные.

— Это асбсолютно различные багаж. Мультфильм — это в какой-то ступени отделанная еда. За ребёнка уже всё изготовили и подали ему на тарелочке. А книжка, где есть текст и рисунки, подключает рассудок ребёнка, бросает дееспособность генерировать манеры сами. Рисунки в книжке только задают ориентир, другое же происходит у ребёнка в голове. Он сам домысливает, домышляет и сообразно вырабатывает свое сочное осознание, исходя из роли, который или выслушал, или прочёл. А в мультфильме рисунки так скоро обмениваются, что просто нет необходимости, а потом и талант что-или выдумывать.

— А если сообщать о вашем креативному пути. Я прочитала, что вы с наиболее юношества ведали, что желаете стать неестественным иллюстратором. Как у вас появилось подобное хотение?

— С наиболее юношества больше всего на свете я обожала писать и декламировать. В первом классе у меня даже все тетрадки были изрисованы на фонах.

— От преподавателей не влетало?

— Как ни удивительно, нет. У меня была очень хорошая первая преподавательница, какая мне это позволяла. Больше того, защищала меня перед завучем. Она говорила, что обучаюсь я отлично, и если у меня есть потребность красовать, то не необходимо ее раздавливать, чтобы, когда я стану выдающийым мастером, я не могла никому заявить, что мне в малолетстве преподаватели воспрещали красовать в тетради. Угождало скорее от родителей. Не шибко, но я достаточно часто чуять от них не очень развеселое «снова декламируешь или мажешь?». Девченка я была практическая. А потому достаточно рановато напрячься над тем, чем бы мне этаким в жизни учиться, чтобы можно было декламировать и писать на легитимных основаниях. Тогда же я скумекала, что есть специальность неестественного иллюстратора, где можно декламировать пачками и писать сколько желаешь по службе.

— Хотя, что предки вас разубеждали? Мол, рисунки превосходны по выходящим, а работа потребна хорошая?

— Девственная хотя. Мой папа учёный-атомник, врач уроков, доктор, закончил Район вУЗ, больше того, он там вдохновлял и был убежден, что действовать необходимо именно тама. Но когда он постигнул, что я упёрлась не на шутку, то наезжал со мною на просмотры сначала в пту, затем в вУЗ. То есть меня разубеждали, но мне не помешивали. Скорее даже помогали, когда почуяли, что настроена я серьёзно.

— А когда уже ваша дочь заявила, что желает стать живописцем, вы, зная все повозочные камешки специальности, не были против?

— Ни в коем случае, потому что есть специальность, а есть занятие, и когда оно тебя избирает, то отказываться невозможно. Она, как и я, живописала с наиболее юношества. Хотя, намеревалась не в дизайнеры, а в звездолетчики. Зная её характер, убеждена, что у неё и это бы удалось. В итоге она всё-таки застопорилась на том, что желает красовать. Причём мы сначала пошли с ней в ту же образную школу, где в своё время занималась я. Но тогда был такой период, когда считалось, что ничему не надо обучать, основное, чтобы ребёнок изливал собственный врождённый созидательный потенциал. И это ей скоро надоело. Единожды она доводит и сообщает, что со меньшей желает повстречаться директор. Я очень удивилась, но, конечно, наступила в школу. Она меня натолкнулась и сообщает: «У вашей дочери очень странные наклонности. В собственные десяток лет она задает вопросы о том, как устроена надежда, какие пропорции гуманного туловища, как необходимо верно создавать старуха». Я рекомендовала ей отведать поступить в Суриковский заведение при Русской академии художеств. Она кончила его, затем Суриковский вУЗ, искусную подставочной графики.

— Если я верно понимаю, то вы живописуете акварелью. Как много времени уходит на творение книжки?

— Тут всё молит от размера издания, от численности страничек и, сообразно, от численности иллюстраций. У меня уходит достаточно много времени: книжка размером 80 страничек — это приблизительно полгода работы. Но «Ветр в ивах» Кеннета Грэма я поделала почти два года: там 240 листов и достаточно много иллюстраций. Плюс я ещё несколько рисунков сделала особо, так как мне появилось, что удалось недостаточно. Это всегда очень персонально. Возможно, если бы я обладала пк, было бы резче. Я испытывала, но постигнула, что не умею. Переучивать меня прот.

Но отмечу, что наш примечательный иллюстратор Игорь Олейников, владелец золотой медали Андерсена (подобных в нашей стране всего двое: он и Татьяна Маврина), также трудится в ткани, а не на пк. И он сообщает, что так у живописца остаётся предмет, чудак. А это как раз то, что можно представить на выставке, то, что на самом деле с блаженством приобретают музеи.

Я рецензирую дипломников в Политехе. Все-таки астероид-матер, где меня натаскивали безвозмездно и обучали очень отлично. Я эдаким типом отдаю. Снова же, это и сегодня наилучший вУЗ, где специализируют дизайнеров книжки. И девченки приносят на диплом потрясающие книжки. Это, кстати, к спросу об оплате. Ранее это была специальность мальчонок, так как в СССР за неё очень отлично уплачивали. И значит, приносят они книжки, дух держает. А когда испрашиваешь представить чудак, как того спрашивает распорядок, то стает чуть-чуть печально. Исходники отдаленны до добродетели. Доводит их уже пк. Для книжки, может, и хорошо, но на выставке представить — трудно.

Мне ещё на заре компьюторной эры сообщали, что пройдёт пару лет, и я никому не буду необходима со собственными акварельками, но прошло 30, и я по-прежнему пишу, и это популярно. Так что не верю в эту страшилку, что всех поменяет пк и искусственный разум.

— Почему избрали для себя акварель?

— Я распробовала много различных материй. Я до сих пор мажу и цветными карандашами, и тушью, но акварель — это моя техника, с которой я сроднилась. Она мне покорлива, и с ней я могу добиться другого результата. Мне нравится сияние, какое она даёт, её бесспорность и серьёзность.

Я же функционирую в технической классической акварели, когда на картину накладывается до 40 слоёв тон. Причём накладывается чуть-чуть. Меня обучал популярный художник Владимир Петр Панов, который, когда рассказывал, как трудится акварель, сообщал, что после того, как положено несколько первых слоёв, необходимо дать рисунку день обсохший. Я размышляла, что он прикалывается. Это же акварель, влага, бумага. Чему там вянуть? Но теперь, когда даю мастер-классы, сообщу гладко то же самое. Это послойное построение, как нанесение в маслоподкачивающей живописи — именно это даёт глубину тона и места. И в этом есть чародейство. Я не химик, но заутро последующие мир падают по-другому. Причём я знала просушивать феном — спецэффект не тот.

— На текущий день у вас больше 160 книжек, среди которых и Андерсен, и Дупленка, и Толкин, и Линдгрен, и многие иные. Есть излюбленные герои, и те, кто не подавался, хоть тресни?

— На данный момент одни из излюбленных — герои Кеннета Грэма «Ветр в ивах» и герои сказок Самуила Яковлевича Маршака, которые недавно вышли в издательстве «Малыш». Там «Притча об умном мышонке», «Притча о несмышленом мышонке», «Курочка Щербата и 10 утят» и «Безветренная сказка», где стальной ёж был очень тих и ежиха также, и ребёнок был у них — очень негромкий ёжик. Это из последнего.

Я очень обожаю свою службу с «Оливером Твистом». У меня длинно не было способности сделать книжку Диккенса, так как она находится на стыке между детской литературой и подростковой. А в книгах для подростков обычно уже не так много рисунков, а хотелось проиллюстрировать пышно. В итоге в издательстве «Бумага», какое умещалось в состав холдинга «Путаница-пресс», подали мне вероятность набросать эту книжку. Очень довольна 2 книжками из трилогии Фрэнсис Бёрнетт — «Загадочный сад» и «Небольшой lord Фаунтлерой».

— А из того, что не давалось?

— Вот тут сложно. Я не принимаю книжек, которые мне не нравятся, а если они мне нравятся, то они рановато или запоздало нарисуются. Хотя был один момент. В 90-е годы мне рекомендовали набросать рисунки для энциклопедии «Аванта+» Так вот картину торфоразработок я набросать не сумела.

— Сообщат, что у ваших иллюстраций есть макеты, истинные люди. Хотя ли это?

— Аккуратная хотя. И вот тут как раз много разнообразных историй. Пример, я очень длинно разыскивала девятая для «Тайного сада», героиня которого сначала негодная, бледноватая, злая и нездоровая, а в конце — добросердечная, неглупая, смелая и прекрасная. Модификация личности очевидно. Как желаешь, так и ищи. Я наступила в образную школу, попросила дружеского руководителя о способности смотреть одиннадцатилеток, которые там берутся, потому что в моём окружении пригодной девченки не отыскалось. Меня позвали на урок статуи, изложили, кто я, что мне необходимо, какой персонаж. Смотрю и понимаю — горе. Или они искренно украинской наружности и точно ведают, что красотки, или восточной наружности и также ведают, что крали. Ни те ни иные на английскую девчонку, какая сначала считается «гнусным утенком», не тянут. Тем не меньше решила всех сфоткать. И вот подхожу к девчонке, какая не поворачивалась, когда меня представляли, и зрю — стоит экая хрупкая, лицо остренькое, может пристать на героиню. Спрашиваю, можно ли её сфоткать. Она говорит: «Нет, кто знает, зачем вам моё фото». Я ей поясняю, сообщу, что меня же только что директор показала. А она: «Я не слушала, видите же, действую». Думаю, прекрасно, с норовом, прямой какой-никаким необходимо. Я ещё раз все объяснила, вроде договориться. Прошу сделать лицо, как словно всё злит. Она говорит: «А меня по жизни всё раздражает». Затем попросила её выглянуть из-за дверь, как словно бы она увидала нечто великолепное. Картина, какая затем у меня вышла, была отпечатана на обложке. Само собой, я затем связалась с родителями, взяла у них все нужные позволения. Мы с ней произвели больше 400 кадров.

В данной же книжке для персонажа позировал один из моих племянников. Превосходно отработал. А затем, когда стал постарше, употреблял книжкой в собственных интересах. Прибывал с женщиной в неестественный магазин «Москва», подавал её к щиту, где торчать мой «Загадочный сад», переворачивал книжку и сообщал: «Наблюдаешь, как персонаж на меня аналогичен». И когда женщина активизировать восхищаться, дополнял: «Так это я и есть, это моя тётя мазала».

Ещё один персонаж вышел сразу из двух мальчишек: один подступал по личности, следующий по особе. Забавно, но я детей даже в метро осматривала, и порой у родителей это возбуждало вопросы.

Ну и, безусловно, очень часто модификацией делается муж, потому что он всегда под рукою и готов придти на помощь. Басню о Тристане и Изольде он мне постоянно напоминает. Дочери ещё малюсенькие были, сестёр вблизи не оказалось, но я его и высадила в позу Изольды — позировать. Он недельку горбу потирал и сообщал: «Не понимаю я вас, девушек, как вы так посижуете, это же позвоночник разломать можно». Но ничего, выдюжил.

— Вы как-то произнесли, что смешиваете сделать узоры для «Хроник Нарнии» Клайва Льюиса. А в чём закавыка?

— В завещании наиболее Льюиса, где он ткнул, что книжка может выпускаться только с этими иллюстрациями, которые были произведены к первоначальному изданию. Так они ему приглянулись. Они, кстати, вправду, великолепны, но прошло уже столько времени, что можно было бы очень забавно эти миры покрутить. Там так много можно создать вокруг того, что написано, дух держает. Мне представляется, что нет такового иллюстратора, который об данной книжке не помешивает. У меня много приятелей-иллюстраторов, и я не знаю никого, кто бы не хотел.

Все ждут, когда истечёт 70 лет после погибели Льюиса, чтобы, сообразно бардовскому праву, можно было отведать сделать новость издание с новейшими узорами. А приблизительно та же деяния была с «Махоньким царевичем», которого можно было объяснять только картинами наиболее Экзюпери, и только вовсе недавно запрет почивал.

Думаю, что если покажется вероятность сделать «Нарнию», то будет бой дизайнеров.

— Насколько иллюстратору, на ваш взор, необходимы, знания в бардовском льготе?

— В этом необходимо разбираться. Вы же соответственны понимать, что подписываете, когда заключаете соглашение с издательством. Передаёте ли полномочия навсегда, на время или на точный розыгрыш. Желаете ли покинуть за собой право отпечатывать открытки, постеры, календари. Всё это необходимо документально удостоверять. К сожалению, те, кто в этом не понимится, подписывают бездоходные для себя условия, и извинять, кроме себя, им какого-то.

Но у нас в специальности есть большой плюс. Зачастую все уговоры — на 5 лет. И если книжка отлично продаётся, то при переиздании происходит перезаключение соглашения, а значит, вам вторично заплатят плата за уже изготовленную произведение. У нас даже трунят, что необходимо додержаться первоначальные 5 лет после первого договора, а далее сходят переиздания.

— У вас были эпизоды, когда ваши полномочия расстраивались?

— Много раз, но мне часто просто ленность судиться. Вновь же, потратить жизнь на то, чтобы проверять, как бы кто не сделал мою картину в мозаику, не моё. Но скажу пару комичных историй.

Пример, в 90-е я сделала книжку Радия Погодина «Где ты, Гдетыгдеты?» про мамонтёнка. Книга вышла в издательстве «Терра» в серии «Небольшие человечки».

И какое же было моё ошеломление, когда через несколько лет мне доставили единица из Узбекистана, где мои иллюстрации были обведены через копирку, но просто перекинуты в ч/б. Но тогда у нас ещё не так всё построеного отслеживалось, как теперь.

Ещё она деяния, какая мне запомнилась, сотворилась в Нижнем Новгороде, куда меня несколько лет назад позвали вести мастер-классы. Провождающий повёл меня в ресторанчик вечерять, и первое, что я узнала, вступив в ресторанчик, — во всю стену моя иллюстрация к «Ночи перед Рождеством» Гоголя. Безусловно, это общенародная слава, но я всё же сфоткала и написала в «Росмэн», так как полномочия относятся им, если хотят, то пускай пониматся.

И есть ещё очень смехотворная деяния про то, как иногда по-своему утилизируют мои работы. Не так давно мне во «ВКонтакте» написал молодой человек. Он набил нарисованных мной персонажей на икры. Была подобная книжка «Буруты и грулики» австралийского писателя Сиднея Вейкфилда. Невиновен на неё сегодня у нас в стране точно нет, но паренек на ней вырос, и она ему так отложилась, что совершеннолетным он перевёл её в тату.

— Могу справить, какие книжки у вас теперь на раскладе?

— Летом выйдет мой Андерсен, которого я очень жду. Это торжественное издание, в нём больше 200 листов. Трудилась я над ним почти три года. Благодарю издательству за снисхождение. Но я сделала несколько больше, чем мы дебатировали.

Я очень обожаю сказки Андерсена за их тягучую интонацию, там все эти чуть печальные нотки даже в блаженных историях. И за предположение чуда, какое есть в любой из них. И даже если всё грустно кончается, всё одинаково остаётся тошнота, что на самом деле волшебство произошло, просто нам про него не сказали или мы его сразу не наблюли. Из того, что нарисовано, мне больше всего нравится моя «Русалка».

Затем будет презентация взрослой книжки в рамках «Красноватой площади». Затем, надеюсь, что уродится чуть-чуть передохнуть.

дано Ольгой Ионайтис