Ольга Ионайтис: «От того, какие картинки ребёнок увидит в первые годы жизни, зависит его способность воспринимать прекрасное»

Дни детской книжки России перестали в Дубае 3 и 4 мая 2025 года. В рамках события, созданного Русской государственной детской библиотекой (РГДБ) и фирмой «Лукойл», состоялась салон и мастер-класс известного мастера и иллюстратора, победителя премии Президента Русской Федерации в области литературы и художества за творения для детей и юношества 2024 года Ольги Ионайтис. Она отыллюстрировала возле 160 произведений глобально популярных творцов, среди которых Шекспир, Дуплогнездник, Андерсен, Гофман, Гримм, Перро, Бажов, Толкин, Линдгрен, Маршак, Диккенс и многие иные.

Умышленно для платформы Дизайнеры/Artists, созданной при помощи Президентского фонда культурных инициатив, Ольга Ромуальдовна сообщила о тайнах профессионализма, о том, как главно удерживать дизайнеру-иллюстраторов, почему ребятам живо важны картонные книжки и как избирала девчонку, какая стала прототипом основной героини романа Фрэнсис Бёрнетт «Загадочный сад».

— Как прошёл мастер-класс в Дубае?

— Очень отлично. Правдиво, не предстояла, что придёт столько прелестных детей и причастных родителей. У нас было два блока для детей разнообразного года. Писатель Анастасия Орлова сообщила про собственные книжки, водящий психолог отделения творческого развития читателей РГДБ Вера Потмальникова провела литературно-игровое роль по басням Пушкина, а я разбирала с детям «Сказку о тупом мышонке» Маршака, а затем мы вместе живописали мышку с мышатами. Судя по ответам, все сохранились довольны.

— Вы очень густо сотрудничаете с РГДБ. Они даже выставили вашу кандидатуру на соискание премии Президента РФ в области литературы и художества за творения для детей и юношества 2024 года, которой вы сподобились в конце мая. Насколько вам было главно заполучить эту награду?

— Для меня это крупная честь и нежданность. Но мне представляется куда больше значительным то, что государство приступило вновь уделять много чуткости именно детской книжке, какая всегда нуждалась в помощи. Так было, пример, в СССР, а потом, вероятно, было как-то не до этого. И вот теперь конъюнктура чуть-чуть стала изменяться, и это отлично.

В моем родном Политехе, который теперь ходит высокопарное заглавие Института графики и художества книжки имени В.А.Фаворского Столичного политехнического института, любой год издают возле 100 юных дизайнеру и дизайнеров. Но в книжной иллюстрации остаются единицы. Вознаграждения очень малы, а работа очень затратная. Издатели же никак не смогут воздействовать на ситуацию, так как по-другому, по их словам, цены на книжки возрастут до возвышенных бугров. В итоге очень много профессиональных молодых дизайнеру уходят в иные сферы — в рекламу, творение игрушек и так дальше. И это очень грустно. А комната книжка — вещица очень важная для обучения подрастающего поколения. А, когда малыш еще вовсе небольшой, ему даже гаджеты не подают, а книги он уже начинает разглядывать. А от того, какие рисунки ребёнок познает в первоначальные годы жизни, в будущем молит не только установление его художественных ценностей и сочного мышления, но и в неделимом дееспособность принимать красота.

А потому меня так утешает, что государство обратило взор на иллюстраторов. Кроме той премии, какая была передана мне и которой я очень ада, есть ещё и Государственная бонус в области детской и подростковой литературы, где также есть особая называние для иллюстраторов. В этом году её соответственны дать в 3-ий раз. В первый год кубка в полтора млн руб. сподобились две примечательные художницы Анна и Варвара Кендель за книжку «Гляди: Залив!». В прошедшем году премию получила Анна Богданова за «Газ: один год из жизни пресноводного биома». А 1-го из старейших иллюстраторов Анатолия Иткина пометили в номинации за вклад в ребяческую литературу. Воображаете, ему 94 года, а он продолжает деятельно трудиться. Подобная помощь дозволяет делать больше лучшею занятие, а это воздействует на образовании и воспитании наших детей.

— Вы произнесли о том, что главно, какие рисунки ребенок видит в первоначальные годы жизни. Тогда какие запросы необходимо предъявлять к детской иллюстрации, чтобы она вправду формировала привкус?

— В первоначальную очередь она должна быть лучшей. При этом не думаю, что имеет резон опознаться на какой-никакую-то одну стилистику. В конечном счёте все мы различные: кто-то обожает Пикассо, а кто-то Брюллова, но и тот и иной — знаменитые мастера. Поэтому скорее я сообщу о гармошки.

Пример, в 90-е годы было исступленное гнет иллюстраций с ужасными выпяленными глазками, страховитых вопящих цветков. И, на мой взор, это шибко подпортило дееспособность к образному мышлению и восприятию расцветки у единого поколения. Теперь положение, кстати, сглаживается понемножечку.

— Насколько книжка сегодня конкурентоспособна мультфильмам, они же также нарисованные.

— Это асбсолютно различные багаж. Мультфильм — это в какой-то уровня отделанная еда. За ребёнка уже всё изготовили и подали ему на тарелочке. А книжка, где есть текст и рисунки, содержит дух ребёнка, бросит дееспособность генерировать типы самостоятельно. Рисунки в книжке только задают ориентир, прочее же происходит у ребёнка в голове. Он сам домысливает, домышляет и сообразно выковывает личное сочное дух, исходя из роли, который или выслушал, или прочёл. А в мультфильме рисунки так скоро обмениваются, что просто нет надобности, а потом и талантливость что-или выдумывать.

— А если сообщать о вашем созидательном пути. Я прочитала, что вы с наиболее юношества ведали, что желаете стать неестественным иллюстратором. Как у вас появилось этакое хотение?

— С наиболее юношества больше всего на свете я обожала писать и декламировать. В первом классе у меня даже все тетрадки были изрисованы на фонах.

— От преподавателей не влетало?

— Как ни удивительно, нет. У меня была очень хорошая первая преподавательница, какая мне это дозволяла. Больше того, защищала меня перед завучем. Она говорила, что обучаюсь я отлично, и если у меня есть потребность писать, то не необходимо ее раздавливать, чтобы, когда я стану выдающийым мастером, я не могла никому заявить, что мне в малолетстве преподаватели воспрещали писать в тетради. Угождало скорее от родителей. Не шибко, но я достаточно часто чувствовала от них не очень развеселое «снова декламируешь или пишешь?». Девченка я была практическая. А потому достаточно рановато напрячься над тем, чем бы мне эдаким в жизни учиться, чтобы можно было декламировать и красовать на легитимных основаниях. Тогда же я додумала, что есть специальность неестественного иллюстратора, где можно декламировать пачками и красовать сколько желаешь по занятию.

— Хотя, что предки вас разубеждали? Мол, рисунки важнецки по weekend-у, а работа надобна хорошая?

— Невинная хотя. Мой папа учёный-ядерщик, врач уроков, доктор, закончил Район вУЗ, больше того, он там вдохновлял и был убежден, что действовать необходимо именно тама. Но когда он постигнул, что я упёрлась не на шутку, то заезжал со меньшей на просмотры сначала в школа, затем в вУЗ. То есть меня разубеждали, но мне не препятствовали. Скорее даже помогали, когда испытали, что настроена я серьёзно.

— А когда уже ваша дочь заявила, что желает стать мастером, вы, зная все повозочные камешки специальности, не были против?

— Ни в коем случае, потому что есть специальность, а есть занятие, и когда оно тебя избирает, то отказываться невозможно. Она, как и я, мазала с наиболее юношества. Хотя, немеревалась не в живописцы, а в астронавты. Зная её характер, убеждена, что у неё и это бы вышло. В итоге она всё-таки встала на том, что желает писать. Причём мы сначала пошли с ней в ту же образную школу, где в своё время обучалась я. Но тогда был такой период, когда считалось, что ничему не надо обучать, основное, чтобы ребёнок изливал собственный врождённый созидательный потенциал. И это ей скоро надоело. Единожды она наступает и сообщает, что со мною желает повстречаться директор. Я очень удивилась, но, конечно, наступила в школу. Она меня встретилась и сообщает: «У вашей дочери очень странные наклонности. В собственные 10 лет она задает вопросы о том, как устроена надежда, какие пропорции человеколюбивого корпуса, как необходимо верно создавать картина». Я рекомендовала ей отведать поступить в Суриковский заведение при Русской академии художеств. Она кончила его, затем Суриковский вУЗ, искусную подставочной графики.

— Если я верно понимаю, то вы писите акварелью. Как много времени уходит на творение книжки?

— Тут всё молит от размера издания, от численности листов и, сообразно, от численности иллюстраций. У меня уходит достаточно много времени: книжка размером 80 листов — это приблизительно полгода работы. Но «Ветр в ивах» Кеннета Грэма я сооружала почти два года: там 240 листов и достаточно много иллюстраций. Плюс я ещё несколько рисунков сделала особо, так как мне появилось, что удалось недостаточно. Это всегда очень персонально. Возможно, если бы я держала пк, было бы быстрее. Я знала, но постигнула, что не умею. Переучивать меня запоздало.

Но наблюду, что наш примечательный иллюстратор Игорь Олейников, владелец золотой медали Андерсена (подобных в нашей стране всего двое: он и Татьяна Маврина), также трудится в веществе, а не на пк. И он сообщает, что так у мастера остаётся предмет, чудак. А это как раз то, что можно представить на выставке, то, что на самом деле с наслаждением приобретают музеи.

Я рецензирую дипломников в Политехе. Все-таки астероид-матер, где меня обучали безвозмездно и изучали очень отлично. Я эким типом отдаю. Снова же, это и сегодня наилучший вУЗ, где предназначают живописцев книжки. И девченки приносят на диплом потрясающие книжки. Это, кстати, к теме об оплате. Ранее это была специальность огольцов, так как в СССР за неё очень отлично выплачивали. И значит, приносят они книжки, дух держает. А когда испрашиваешь представить чудак, как того спрашивает распорядок, то делается чуть-чуть печально. Исходники отдаленны до безукоризненности. Доводит их уже пк. Для книжки, может, и хорошо, но на выставке представить — нелегко.

Мне ещё на заре компьюторной эры сообщали, что пройдёт пару лет, и я никому не буду потребна со собственными акварельками, но прошло число, и я по-прежнему пису, и это популярно. Так что не верю в эту страшилку, что всех сменит пк и искусственный разум.

— Почему выкарабкали для себя акварель?

— Я распробовала много разнообразных веществ. Я до сих пор мажу и цветными карандашами, и тушью, но акварель — это моя техника, с которой я сроднилась. Она мне послушлива, и с ней я могу добиться каждого результата. Мне нравится сверкание, какое она даёт, её бесспорность и пропасть.

Я же тружусь в технической классической акварели, когда на картину накладывается до 40 слоёв тон. Причём накладывается чуть-чуть. Меня натаскивал популярный художник Владимир Петр Панов, который, когда рассказывал, как трудится акварель, сообщал, что после того, как положено несколько первых слоёв, необходимо дать рисунку кальпа просушиться. Я размышляла, что он прикалывается. Это же акварель, влага, бумага. Чему там вянуть? Но теперь, когда даю мастер-классы, сообщу гладко то же самое. Это послойное построение, как нанесение в маслоподкачивающей живописи — именно это даёт глубину тона и места. И в этом есть ворожба. Я не химик, но утром должно пласты обрушиваются по-другому. Причём я распробовала просушивать феном — спецэффект не тот.

— На текущий день у вас больше 160 книжек, среди которых и Андерсен, и Утка, и Толкин, и Линдгрен, и многие иные. Есть излюбленные герои, и те, кто не подавался, хоть тресни?

— На данный момент одни из излюбленных — герои Кеннета Грэма «Ветр в ивах» и герои сказок Самуила Яковлевича Маршака, которые недавно вышли в издательстве «Малыш». Там «Притча об умном мышонке», «Притча о тупом мышонке», «Курочка Корява и десяток утят» и «Негромкая сказка», где стальной ёж был очень тих и ежиха также, и ребёнок был у них — очень негромкий ёжик. Это из последнего.

Я очень обожаю свою занятие с «Оливером Твистом». У меня длинно не было способности сделать книжку Диккенса, так как она находится на стыке между детской литературой и подростковой. А в книгах для подростков обычно уже не так много рисунков, а хотелось проиллюстрировать пышно. В итоге в издательстве «Бумага», какое заходило в состав холдинга «Путаница-пресс», подали мне вероятность набросать эту книжку. Очень довольна 2-я книжками из трилогии Фрэнсис Бёрнетт — «Загадочный сад» и «Небольшой дворянин Фаунтлерой».

— А из того, что не давалось?

— Вот тут сложно. Я не принимаю книжек, которые мне не нравятся, а если они мне нравятся, то они рановато или запоздало нарисуются. Хотя был один момент. В 90-е годы мне рекомендовали набросать рисунки для энциклопедии «Аванта+» Так вот картину торфоразработок я набросать не сумела.

— Сообщат, что у ваших иллюстраций есть первообразы, настоящие люди. Хотя ли это?

— Аккуратная хотя. И вот тут как раз много всевозможных историй. Пример, я очень длинно разыскивала девченку для «Тайного сада», героиня которого сначала негодная, серая, злая и нездоровая, а в окончании — добросердечная, благоразумная, смелая и благовидная. Модификация личности несомненно. Как желаешь, так и ищи. Я наступила в образную школу, попросила дружеского руководителя о способности смотреть одиннадцатилеток, которые там воспламеняются, потому что в моём окружении пригодной девчонки не отыскалось. Меня позвали на урок статуи, сказали, кто я, что мне необходимо, какой персонаж. Смотрю и понимаю — горе. Или они искренно украинской наружности и точно ведают, что крали, или восточной наружности и также ведают, что крали. Ни те ни иные на английскую девчонку, какая сначала считается «мерзким утенком», не тянут. Тем не меньше решила всех сфоткать. И вот подхожу к девченке, какая не поворачивалась, когда меня представляли, и виду — стоит таковая хрупкая, лицо остренькое, может наступить на героиню. Спрашиваю, можно ли её сфоткать. Она говорит: «Нет, кто знает, зачем вам моё фото». Я ей поясняю, сообщу, что меня же только что директор доставила. А она: «Я не слушала, видите же, действую». Думаю, прекрасно, с норовом, прямой какой-никаким необходимо. Я ещё раз все объяснила, вроде договориться. Прошу сделать лицо, как словно всё раздражает. Она говорит: «А меня по жизни всё раздражает». Затем попросила её выглянуть из-за дверь, как словно бы она испытала нечто великолепное. Картина, какая затем у меня удалась, была отстукана на обложке. Само собой, я затем связалась с родителями, взяла у них все нужные дозволения. Мы с ней выучили больше 400 кадров.

В данной же книжке для персонажа позировал один из моих племянников. Превосходно отработал. А затем, когда стал постарше, употреблял книжкой в собственных интересах. Прибывал с дамой в неестественный магазин «Москва», подавал её к щиту, где защищал мой «Загадочный сад», переворачивал книжку и сообщал: «Наблюдаешь, как персонаж на меня подобен». И когда женщина приступала восхищаться, накидывал: «Так это я и есть, это моя тётя живописала».

Ещё один персонаж удался сразу из двух мальчонок: один подступал по личности, дальнейший по личности. Забавно, но я детей даже в метро осматривала, и порой у родителей это возбуждало вопросы.

Ну и, безусловно, очень часто модификацией заделывается муж, потому что он всегда под ручкой и готов придти на помощь. Басню о Тристане и Изольде он мне периодически помнит. Дочери ещё небольшие были, сестёр вблизи не оказалось, но я его и высадила в позу Изольды — позировать. Он недельку хребту потирал и сообщал: «Не понимаю я вас, девушек, как вы так посижуете, это же позвоночник разломать можно». Но ничего, вынес.

— Вы как-то произнесли, что размешиваете сделать узоры для «Хроник Нарнии» Клайва Льюиса. А в чём закавыка?

— В завещании наиболее Льюиса, где он написал, что книжка может выпускаться только с тьмами иллюстрациями, которые были выучены к первоначальному изданию. Так они ему полюбились. Они, кстати, вправду, пригожи, но прошло уже столько времени, что можно было бы очень забавно эти миры покрутить. Там так много можно создать вокруг того, что написано, дух держает. Мне представляется, что нет подобного иллюстратора, который об данной книжке не желает. У меня много приятелей-иллюстраторов, и я не знаю никого, кто бы не хотел.

Все ждут, когда истечёт 70 лет после погибели Льюиса, чтобы, сообразно бардовскому праву, можно было отведать сделать новоиспеченное издание с новоиспеченными узорами. А приблизительно та же деяния была с «Небольшим царевичем», которого можно было объяснять только картинами наиболее Экзюпери, и только вовсе недавно запрет почивал.

Думаю, что если покажется вероятность сделать «Нарнию», то будет бой дизайнеру.

— Насколько иллюстратору, на ваш взор, потребуются, знания в бардовском льготе?

— В этом необходимо разбираться. Вы же обязаны понимать, что подписываете, когда заключаете соглашение с издательством. Передаёте ли полномочия навсегда, на время или на точный розыгрыш. Желаете ли покинуть за собой право отпечатывать открытки, постеры, календари. Всё это необходимо документально удостоверять. К сожалению, те, кто в этом не понимится, подписывают бездоходные для себя условия, и извинять, кроме себя, им какого-то.

Но у нас в специальности есть большой плюс. Зачастую все трактаты — на 5 лет. И если книжка отлично продаётся, то при переиздании происходит перезаключение соглашения, а значит, вам вторично заплатят роялти за уже изготовленную произведение. У нас даже подсмеиваются, что необходимо додержаться первоначальные 5 лет после первого договора, а далее сходят переиздания.

— У вас были эпизоды, когда ваши полномочия расстраивались?

— Много раз, но мне часто просто ленность судиться. Вновь же, потратить жизнь на то, чтобы наблюдать, как бы кто не оборотил мою картину в мозаику, не моё. Но скажу пару комичных историй.

Пример, в 90-е я сделала книжку Радия Погодина «Где ты, Гдетыгдеты?» про мамонтёнка. Книга вышла в издательстве «Терра» в серии «Небольшие человечки».

И какое же было моё изумление, когда через несколько лет мне доставили индивид из Узбекистана, где мои иллюстрации были обведены через копирку, но просто переброшены в ч/б. Но тогда у нас ещё не так всё построеного отслеживалось, как теперь.

Ещё она деяния, какая мне запомнилась, стряслась в Нижнем Новгороде, куда меня несколько лет назад позвали вести мастер-классы. Сопутствующий повёл меня в ресторанчик трапезничать, и первое, что я испытала, ступив в ресторанчик, — во всю стену моя иллюстрация к «Ночи перед Рождеством» Гоголя. Безусловно, это всенародная слава, но я всё же сфоткала и написала в «Росмэн», так как полномочия относятся им, если хотят, то пускай пониматся.

И есть ещё очень смехотворная деяния про то, как иногда по-своему употребляют мои работы. Не так давно мне во «ВКонтакте» написал молодой человек. Он набил нарисованных мной персонажей на икры. Была этакая книжка «Буруты и грулики» австралийского писателя Сиднея Вейкфилда. Невиноват на неё сегодня у нас в стране точно нет, но паренек на ней вырос, и она ему так отпечаталась, что старшим он перевёл её в тату.

— Могу справить, какие книжки у вас теперь на раскладе?

— Летом выйдет мой Андерсен, которого я очень жду. Это торжественное издание, в нём больше 200 страничек. Трудилась я над ним почти три года. Благодарю издательству за снисхождение. Но я сделала несколько больше, чем мы дебатировали.

Я очень обожаю сказки Андерсена за их тягучую интонацию, там все эти чуть печальные нотки даже в удачных историях. И за надежда чуда, какое есть в любой из них. И даже если всё грустно кончается, всё одинаково остаётся чувствование, что на самом деле волшебство произошло, просто нам про него не поведали или мы его сразу не отметили. Из того, что нарисовано, мне больше всего нравится моя «Русалка».

Затем будет презентация взрослой книжки в рамках «Алой площади». Затем, надеюсь, что уродится чуть-чуть передохнуть.

дано Ольгой Ионайтис