Ольга Ионайтис: «От того, какие картинки ребёнок увидит в первые годы жизни, зависит его способность воспринимать прекрасное»

Дни детской книжки России прекратились в Дубае 3 и 4 мая 2025 года. В рамках события, санкционированного Русской государственной детской библиотекой (РГДБ) и фирмой «Лукойл», состоялась экспозиция и мастер-класс известного мастера и иллюстратора, победителя премии Президента Русской Федерации в области литературы и художества за творенья для детей и юношества 2024 года Ольги Ионайтис. Она отыллюстрировала возле 160 произведений всеобще популярных творцов, среди которых Шекспир, Дуплогнездник, Андерсен, Гофман, Гримм, Перро, Бажов, Толкин, Линдгрен, Маршак, Диккенс и многие иные.

Умышленно для платформы Мастера/Artists, созданной при помощи Президентского фонда культурных инициатив, Ольга Ромуальдовна сообщила о тайнах профессионализма, о том, как главно удерживать живописцев-иллюстраторов, почему дитяти живо нужны картонные книжки и как избирала девченку, какая стала прототипом основной героини романа Фрэнсис Бёрнетт «Загадочный сад».

— Как прошёл мастер-класс в Дубае?

— Очень отлично. Правдиво, не ждала, что придёт столько обворожительных детей и причастных родителей. У нас было два блока для детей всевозможного года. Писатель Анастасия Орлова сообщила про собственные книжки, водящий психолог отделения творческого развития читателей РГДБ Вера Потмальникова провела литературно-игровое рукоделие по басням Пушкина, а я декламировала с детям «Сказку о несмышленом мышонке» Маршака, а затем мы вместе писали мышку с мышатами. Судя по ответам, все сохранились довольны.

— Вы очень густо сотрудничаете с РГДБ. Они даже выставили вашу кандидатуру на соискание премии Президента РФ в области литературы и художества за труда для детей и юношества 2024 года, которой вы сподобились в конце мая. Насколько вам было главно заполучить эту награду?

— Для меня это великая честь и нежданность. Но мне представляется куда больше значительным то, что государство завязало вновь уделять много заинтересованности именно детской книжке, какая всегда нуждалась в помощи. Так было, пример, в СССР, а потом, вероятно, было как-то не до этого. И вот теперь конъюнктура чуть-чуть стала изменяться, и это отлично.

В моем родном Политехе, который теперь перемещает высокопарное заглавие Института графики и художества книжки имени В.А.Фаворского Столичного политехнического института, любой год издают возле 100 юных дизайнеров и дизайнеров. Но в книжной иллюстрации остаются единицы. Вознаграждения очень малы, а работа очень затратная. Издатели же никак не смогут воздействовать на ситуацию, так как по-другому, по их словам, цены на книжки возрастут до возвышенных возвышений. В итоге очень много одаренных юных дизайнеру уходят в иные сферы — в рекламу, творение игрушек и так дальше. И это очень грустно. А младенческая книжка — вещица очень важная для обучения подрастающего поколения. А, когда малыш еще вовсе небольшой, ему даже гаджеты не подают, а книги он уже начинает разглядывать. А от того, какие рисунки ребёнок узнает в первоначальные годы жизни, в будущем молит не только развитие его художественных ценностей и сочного мышления, но и в цельном дееспособность принимать идеал.

А потому меня так ликует, что государство обратило взор на иллюстраторов. Кроме той премии, какая была передана мне и которой я очень собрание, есть ещё и Государственная поощрение в области детской и подростковой литературы, где также есть специфическая именование для иллюстраторов. В этом году её обязаны дать в 3-ий раз. В первый год кубка в полтора млн руб. сподобились две достопримечательные художницы Анна и Варвара Кендель за книжку «Гляди: Чай!». В прошедшем году премию получила Анна Богданова за «Автомобиль: один год из жизни пресноводного биома». А 1-го из старейших иллюстраторов Анатолия Иткина наблюли в номинации за вклад в младенческую литературу. Воображаете, ему 94 года, а он продолжает деятельно трудиться. Таковая помощь дозволяет делать больше лучшею службу, а это воздействует на образовании и воспитании наших детей.

— Вы произнесли о том, что главно, какие рисунки ребенок наблюдает в первоначальные годы жизни. Тогда какие запроса необходимо предъявлять к детской иллюстрации, чтобы она вправду формировала привкус?

— В первоначальную очередь она должна быть лучшей. При этом не думаю, что имеет резон опознаться на какой-никакую-то одну стилистику. В конечном счёте все мы различные: кто-то обожает Пикассо, а кто-то Брюллова, но и тот и иной — большие живописцы. Поэтому скорее я сообщу о согласии.

Пример, в 90-е годы было необузданное гнет иллюстраций с страшный выпяленными глазками, страховитых вопящих цветков. И, на мой взор, это шибко подпортило дееспособность к образному мышлению и восприятию расцветки у целостного поколения. Теперь положение, кстати, гладится чуть-чуть.

— Насколько книжка сегодня конкурентоспособна мультфильмам, они же также нарисованные.

— Это асбсолютно различные багаж. Мультфильм — это в какой-то ступени отделанная еда. За ребёнка уже всё изготовили и подали ему на тарелочке. А книжка, где есть текст и рисунки, подключает рассудок ребёнка, швыряет дееспособность генерировать манеры самостоятельно. Рисунки в книжке только задают ориентир, другое же происходит у ребёнка в голове. Он сам домысливает, домышляет и сообразно формирует личной сочное осознание, исходя из слова, который или выслушал, или прочёл. А в мультфильме рисунки так скоро обмениваются, что просто нет надобности, а потом и таланты что-или выдумывать.

— А если сообщать о вашем созидательном пути. Я прочитала, что вы с наиболее юношества ведали, что желаете стать неестественным иллюстратором. Как у вас появилось эдакое хотение?

— С наиболее юношества больше всего на свете я обожала красовать и декламировать. В первом классе у меня даже все тетрадки были изрисованы на фонах.

— От преподавателей не влетало?

— Как ни удивительно, нет. У меня была очень неплохая первая преподавательница, какая мне это позволяла. Больше того, защищала меня перед завучем. Она говорила, что дрессируюсь я отлично, и если у меня есть потребность красовать, то не необходимо ее раздавливать, чтобы, когда я стану выдающийым живописцем, я не могла никому заявить, что мне в малолетстве педагога воспрещали писать в тетради. Угождало скорее от родителей. Не шибко, но я достаточно часто чувствовала от них не очень удовлетворенное «вновь разбираешь или живописуешь?». Девченка я была практическая. А потому достаточно рановато напрячься над тем, чем бы мне эким в жизни учиться, чтобы можно было декламировать и красовать на легитимных основаниях. Тогда же я смекнуть, что есть специальность неестественного иллюстратора, где можно декламировать пачками и писать сколько желаешь по произведению.

— Хотя, что предки вас разубеждали? Мол, рисунки превосходны по weekend-ом, а работа надобна хорошая?

— Аккуратная хотя. Мой папа учёный-ядерщик, врач уроков, доктор, закончил Район вУЗ, больше того, он там вдохновлял и был убежден, что действовать необходимо именно тама. Но когда он постигнул, что я упёрлась не на шутку, то заезжал со меньшей на просмотры сначала в школа, затем в вУЗ. То есть меня разубеждали, но мне не препятствовали. Скорее даже помогали, когда испытали, что настроена я серьёзно.

— А когда уже ваша дочь заявила, что желает стать живописцем, вы, зная все повозочные камешки специальности, не были против?

— Ни в коем случае, потому что есть специальность, а есть занятие, и когда оно тебя избирает, то отказываться невозможно. Она, как и я, красовала с наиболее юношества. Хотя, немеревалась не в дизайнеры, а в звездолетчики. Зная её характер, убеждена, что у неё и это бы вышло. В итоге она всё-таки застопорила на том, что желает писать. Причём мы сначала пошли с ней в ту же образную школу, где в своё время обучалась я. Но тогда был такой период, когда считалось, что ничему не надо обучать, основное, чтобы ребёнок изливал собственный врождённый созидательный потенциал. И это ей скоро надоело. Единожды она прибывает и сообщает, что со мною желает повстречаться директор. Я очень удивилась, но, конечно, наступила в школу. Она меня повстречала и сообщает: «У вашей дочери очень странные наклонности. В собственные десятеро лет она задает вопросы о том, как устроена надежда, какие пропорции человеколюбивого туловища, как необходимо верно создавать старуха». Я рекомендовала ей отведать поступить в Суриковский заведение при Русской академии художеств. Она завершила его, затем Суриковский вУЗ, образцовую подставочной графики.

— Если я верно понимаю, то вы писите акварелью. Как много времени уходит на творение книжки?

— Тут всё молит от размера издания, от численности страничек и, сообразно, от численности иллюстраций. У меня уходит достаточно много времени: книжка размером 80 страничек — это приблизительно полгода работы. Но «Ветр в ивах» Кеннета Грэма я мастерила почти два года: там 240 листов и достаточно много иллюстраций. Плюс я ещё несколько рисунков сделала особо, так как мне появилось, что удалось недостаточно. Это всегда очень персонально. Возможно, если бы я держала пк, было бы прытче. Я распробовала, но постигнула, что не умею. Переучивать меня прот.

Но арестовываю, что наш примечательный иллюстратор Игорь Олейников, владелец золотой медали Андерсена (подобных в нашей стране всего двое: он и Татьяна Маврина), также трудится в материи, а не на пк. И он сообщает, что так у мастера остаётся предмет, чудак. А это как раз то, что можно представить на выставке, то, что на самом деле с наслаждением приобретают музеи.

Я рецензирую дипломников в Политехе. Все-таки астероид-матер, где меня обучали безвозмездно и дрессировали очень отлично. Я таковым типом отдаю. Вновь же, это и сегодня наилучший вУЗ, где приготовляют живописцев книжки. И девчонки приносят на диплом потрясающие книжки. Это, кстати, к спросу об оплате. Ранее это была специальность огольцов, так как в СССР за неё очень отлично уплачивали. И значит, приносят они книжки, дух держает. А когда испрашиваешь представить чудак, как того спрашивает порядок, то стает чуть-чуть печально. Исходники отдаленны до достоинства. Доводит их уже пк. Для книжки, может, и хорошо, но на выставке представить — обременительно.

Мне ещё на заре компьюторной эры сообщали, что пройдёт пару лет, и я никому не буду потребна со собственными акварельками, но прошло тридцатка, и я по-прежнему пишу, и это популярно. Так что не верю в эту страшилку, что всех заступит пк и искусственный разум.

— Почему выкарабкали для себя акварель?

— Я распробовала много различных материй. Я до сих пор пишу и цветными карандашами, и тушью, но акварель — это моя техника, с которой я сроднилась. Она мне послушлива, и с ней я могу добиться каждого результата. Мне нравится сияние, какое она даёт, её явность и бездна.

Я же действую в технической классической акварели, когда на картину накладывается до 40 слоёв менструация. Причём накладывается чуть-чуть. Меня дрессировал популярный художник Владимир Петр Панов, который, когда рассказывал, как трудится акварель, сообщал, что после того, как положено несколько первых слоёв, необходимо дать рисунку кальпа попросохнуть. Я размышляла, что он прикалывается. Это же акварель, влага, бумага. Чему там вянуть? Но теперь, когда даю мастер-классы, сообщу гладко то же самое. Это послойное построение, как нанесение в маслоподкачивающей живописи — именно это даёт глубину расцветки и места. И в этом есть волшебство. Я не химик, но утром должно пласты сваливаются по-другому. Причём я испытывала просушивать феном — спецэффект не тот.

— На настоящий день у вас больше 160 книжек, среди которых и Андерсен, и Утка, и Толкин, и Линдгрен, и многие иные. Есть излюбленные герои, и те, кто не подавался, хоть тресни?

— На данный момент одни из излюбленных — герои Кеннета Грэма «Ветр в ивах» и герои сказок Самуила Яковлевича Маршака, которые недавно вышли в издательстве «Малыш». Там «Притча об умном мышонке», «Притча о несмышленом мышонке», «Курочка Щербата и десяток утят» и «Слабая сказка», где стальной ёж был очень тих и ежиха также, и ребёнок был у них — очень негромкий ёжик. Это из последнего.

Я очень обожаю свою занятие с «Оливером Твистом». У меня длинно не было способности сделать книжку Диккенса, так как она находится на стыке между детской литературой и подростковой. А в книгах для подростков обычно уже не так много рисунков, а хотелось проиллюстрировать пышно. В итоге в издательстве «Бумага», какое заходило в состав холдинга «Игра-пресс», подали мне вероятность набросать эту книжку. Очень довольна 2 книжками из трилогии Фрэнсис Бёрнетт — «Загадочный сад» и «Небольшой lord Фаунтлерой».

— А из того, что не давалось?

— Вот тут сложно. Я не принимаю книжек, которые мне не нравятся, а если они мне нравятся, то они рановато или прот нарисуются. Хотя был один момент. В 90-е годы мне рекомендовали набросать рисунки для энциклопедии «Аванта+» Так вот картину торфоразработок я набросать не сумела.

— Сообщат, что у ваших иллюстраций есть макеты, реалистичные люди. Хотя ли это?

— Невинная хотя. И вот тут как раз много всевозможных историй. Пример, я очень длинно разыскивала девятая для «Мистического сада», героиня которого сначала негодная, бесцветная, злая и нездоровая, а в окончании — добросердечная, неглупая, мужественная и шикарная. Модификация личности очевидно. Как желаешь, так и ищи. Я наступила в образную школу, попросила дружеского руководителя о способности смотреть одиннадцатилеток, которые там воспламеняются, потому что в моём окружении пригодной девчонки не отыскалось. Меня позвали на урок статуи, изложили, кто я, что мне необходимо, какой персонаж. Смотрю и понимаю — горе. Или они искренно украинской наружности и точно ведают, что кросотки, или восточной наружности и также ведают, что крали. Ни те ни иные на английскую девченку, какая сначала считается «противным утенком», не тянут. Тем не меньше решила всех сфоткать. И вот подхожу к девчонке, какая не поворачивалась, когда меня представляли, и виду — стоит эдакая хрупкая, лицо остренькое, может настать на героиню. Спрашиваю, можно ли её сфоткать. Она говорит: «Нет, кто знает, зачем вам моё фото». Я ей поясняю, сообщу, что меня же только что директор доставила. А она: «Я не слушала, видите же, функционирую». Думаю, прекрасно, с норовом, прямой какой-никаким необходимо. Я ещё раз все объяснила, вроде договориться. Прошу сделать лицо, как словно всё злит. Она говорит: «А меня по жизни всё злит». Затем попросила её выглянуть из-за дверь, как словно бы она испытала нечто отличное. Картина, какая затем у меня вышла, была отпечатана на обложке. Само собой, я затем связалась с родителями, взяла у них все требуемые позволения. Мы с ней делали больше 400 кадров.

В данной же книжке для персонажа позировал один из моих племянников. Превосходно отработал. А затем, когда стал постарше, использовал книжкой в собственных интересах. Доводил с женщиной в неестественный магазин «Москва», подавал её к щиту, где торчать мой «Загадочный сад», перелистывал книжку и сообщал: «Наблюдаешь, как персонаж на меня схож». И когда женщина приступать восхищаться, прибавлял: «Так это я и есть, это моя тётя живописала».

Ещё один персонаж вышел сразу из двух мальчонок: один подступал по лицу, дальнейший по личности. Забавно, но я детей даже в метро осматривала, и порой у родителей это возбуждало вопросы.

Ну и, безусловно, очень часто модификацией заделывается муж, потому что он всегда под ручкой и готов придти на помощь. Басню о Тристане и Изольде он мне систематически помнит. Дочери ещё малюсенькие были, сестёр вблизи не оказалось, но я его и высадила в позу Изольды — позировать. Он недельку горбу потирал и сообщал: «Не понимаю я вас, девушек, как вы так посижуете, это же позвоночник разломать можно». Но ничего, перенес.

— Вы как-то произнесли, что помешиваете сделать картинки для «Хроник Нарнии» Клайва Льюиса. А в чём закавыка?

— В завещании наиболее Льюиса, где он ткнул, что книжка может выпускаться только с этими иллюстрациями, которые были выполнены к первоначальному изданию. Так они ему приглянулись. Они, кстати, вправду, великолепны, но прошло уже столько времени, что можно было бы очень забавно эти миры покрутить. Там так много можно создать вокруг того, что написано, дух держает. Мне представляется, что нет такового иллюстратора, который об данной книжке не размешивает. У меня много приятелей-иллюстраторов, и я не знаю никого, кто бы не хотел.

Все ждут, когда истечёт 70 лет после погибели Льюиса, чтобы, сообразно бардовскому праву, можно было отведать сделать новоиспеченное издание с новейшими узорами. А приблизительно та же деяния была с «Махоньким царевичем», которого можно было объяснять только картинами наиболее Экзюпери, и только вовсе недавно запрет почивал.

Думаю, что если покажется вероятность сделать «Нарнию», то будет бой живописцев.

— Насколько иллюстратору, на ваш взор, необходимы, знания в бардовском льготе?

— В этом необходимо разбираться. Вы же соответственны понимать, что подписываете, когда заключаете соглашение с издательством. Передаёте ли полномочия навсегда, на время или на точный издание. Желаете ли покинуть за собой право отпечатывать открытки, постеры, календари. Всё это необходимо документально удостоверять. К сожалению, те, кто в этом не понимится, подписывают нерентабельные для себя условия, и обвинять, кроме себя, им какого-то.

Но у нас в специальности есть большой плюс. Зачастую все контракты — на 5 лет. И если книжка отлично продаётся, то при переиздании происходит перезаключение уговора, а значит, вам вторично заплатят плата за уже изготовленную труд. У нас даже острят, что необходимо протомиться первоначальные 5 лет после первого договора, а далее сходят переиздания.

— У вас были эпизоды, когда ваши полномочия расстраивались?

— Много раз, но мне часто просто ленность судиться. Снова же, потратить жизнь на то, чтобы прослеживать, как бы кто не оборотил мою картину в мозаику, не моё. Но поведаю пару комических историй.

Пример, в 90-е я сделала книжку Радия Погодина «Где ты, Гдетыгдеты?» про мамонтёнка. Книга вышла в издательстве «Терра» в серии «Небольшие человечки».

И какое же было моё обалдайс, когда через несколько лет мне доставили индивид из Узбекистана, где мои иллюстрации были обведены через копирку, но просто переключены в ч/б. Но тогда у нас ещё не так всё построеного отслеживалось, как теперь.

Ещё она деяния, какая мне запомнилась, стряслась в Нижнем Новгороде, куда меня несколько лет назад позвали вести мастер-классы. Подыгрывающий повёл меня в ресторанчик есть, и первое, что я узрела, взойдя в ресторанчик, — во всю стену моя иллюстрация к «Ночи перед Рождеством» Гоголя. Безусловно, это общенародная слава, но я всё же сфоткала и написала в «Росмэн», так как полномочия относятся им, если хотят, то пускай пониматся.

И есть ещё очень комичная деяния про то, как иногда нестандартно употребляют мои работы. Не так давно мне во «ВКонтакте» написал молодой человек. Он набил нарисованных мной персонажей на икры. Была эдакая книжка «Буруты и грулики» австралийского писателя Сиднея Вейкфилда. Невиноват на неё сегодня у нас в стране точно нет, но паренек на ней вырос, и она ему так отложилась, что великовозрастным он перевёл её в тату.

— Могу справить, какие книжки у вас теперь на раскладе?

— Летом выйдет мой Андерсен, которого я очень жду. Это торжественное издание, в нём больше 200 страничек. Трудилась я над ним почти три года. Благодарю издательству за снисхождение. Но я сделала несколько больше, чем мы дебатировали.

Я очень обожаю сказки Андерсена за их тягучую интонацию, там все эти чуть печальные нотки даже в благополучных историях. И за предвкушение чуда, какое есть в любой из них. И даже если всё грустно кончается, всё одинаково остаётся чувство, что на самом деле волшебство содеялось, просто нам про него не изложили или мы его сразу не приметили. Из того, что нарисовано, мне больше всего нравится моя «Русалка».

Затем будет презентация взрослой книжки в рамках «Портвеой площади». Затем, надеюсь, что уродится чуть-чуть передохнуть.

дано Ольгой Ионайтис