Семён Кожин: «Искусство невозможно оградить и рассадить по национальным «вольерам»

Рынок художества сегодня находится в неизменном движении, реагируя на мизерный изменения в компании, экономике и культуре. В интервью с обозревателем платформы Дизайнеры/ARTISTS, сделанной при помощи Президентского фонда культурных инициатив, популярный живописец Семён Кожин сообщил о аспектах осуществлении творений и содействии с потребителями, логистике и страховании картин, а также о том, как изменилось состояние российских творцов на иностранных площадках.

— Ваши картины неоднократно получали участие в иностранных выставках, усваивались иностранными коллекционерами, а «Берёзки» даже попали в прием царицы Елизаветы II. Отечественным живописцам всюду были счастливы?

— Арт-рынок трудится по тем же законам, что и любой иной: если твои работы торгуются, тебе счастливы. Особенно на значительных платформах. Их мишень — свести потребителя с художником и заработать собственный процент на оказании данной сервис. А потому они позиционируют себя так, чтобы возбуждать доверие вероятных покупателей: у нас трудятся кураторы-профессионалы, мы скурпулезно отымаем творцов и труда, составляем предметные коллекции. Отдельные галерки действительно обдувают жёсткую селекцию, спрашивая наполнения специальных анкет. А кое-где даже запрашивают экспертную оценку для доказательства введенной художником цены. Много площадок давали вероятность участвовать не только в условных, но и в классического выставках, подсоединяли работы в каталоги и даже подсобляли с отправкой.

— Как-то всё слишком отлично…

— Очевидно, есть и оборотная сторона: участие в бизнесменской выставке не гарантия, что работы купят. Художнику непременно посулят, что проведут рекламную кампанию, но в уговоре об этом смогут «забыть», как говорится — разбирайте тонкий шрифт. При происхожденьи нештатных ситуаций — полотно повредили, раму расколотили — много платформ всеми силами усердствуются сбросить с себя ответственность. Хотя, арт-рынок никогда не был хорошим садом: издательства с блаженством употребляли репродукции картин без правила авторства, собственно я сам несколько раз с сим спихивался. И сами картины, случало, раскрывались в мареве, а потом кто-то выходил на меня с предложением купить на заботящаяся. И в Штатах, и в Европе совершенно в распорядке пророческой прикарманить свистнутому полотну иное заглавие и провернуть несколько раз через прилюдные аукционы. При подобном подходе даже с через многоопытного адвоката очень экстремально капнуть, что это твоя работа. Больше того, присутствие тяжебного решения в твою пользу само по себе не является залогом, что оно будет исполнено.

— Обойтись без посредничества галерки или платформы действительно?

— Есть мастера, у которых выработался пул коллекционеров. Они пишут не очень много, торгуют работы через соцсети, поверяя испытанным покупателям и людишкам, которым их советовали. Хотя теперь и это не панацея, поскольку легко налететь на жульничество при взломе аккаунта через фишинговую ссылочку.

— Насколько шибко сегодняшняя ситуация выделяется от той, что жила еще вовсе недавно?

— Кардинально. Мои работы были презентованы во многочисленных иностранных галерках — Singulart, Saatchi Art, Artfinder, Fine Art America, — так что судить о случающемся я могу по личному опыту. Обстановка начала меняться во время пандемии, и процесс этот длится до сих пор. Хотя, тогда лимитированиям были корпоративными для всех, и наиболее трудными попали задачи с логистикой — тама не пущат, отседова не выпускают. Произошёл резкий скачок веб-торговель, и все решили, что это приемлемое решение трудности.

— А потом пришел 2022 год...

— …и усмиряющее много иностранных галерок шмальнуло российских творцов, что именуется, на выход, дословно через пару месяцов после начала СВО. С аукционов ссадили уже объявленные картины, доступ к работам, размещённым на веб-сайтах, блокировали. Одни площадки заканчивали сотрудничество в лично грубой форме, иные стремились содержать лицо, заверяя, что мы разлучаемся «до наилучших времен», третьи искренно излагали, что стоит мне оставить державу, как они тут же возродят меня в правах. Усмирительных мер не исключили и живописцы, много лет живущие за рубежом и считающие себя горожанами решетка. Платформы, не алчущие вовсе заканчивать сотрудничество с нашими специалистами, ограничивают в правах по-другому, к образчику не подают помещать рекламу или включат комната подписку на собственные обслуживание. Иностранный арт-бизнес выискивает другие возможности, чтобы уменьшать вред от антироссийских наказаний.

— Как мыслите, состояние видоизменится?

— Череды делают наихудше только себе: лишаются и доверие, и живописцев, и, самое основное, возможных потребителей. К образчику, перрон Singulart уже запирает собственные отделения. Дело в том, что все эти санкции не написаны в юридических нормах принимавших их государств, так что рановато или прот галеркам придётся иметь дело с тяжебными исками.

— Это в будущем, а сегодня, выходит, на иностранных платформах работы наших специалистов не приобрести?

— Их стало значительно менее, но энтузиазм к ним не пропал, а это принуждает единичные галерки маневрировать, чтобы не утерять ни клиентов, ни творцов. Разыскивать банки, не оказавшиеся под санкции, в том числе и второстепенные. Сейчас, когда под удар попали банки Казахстана, трудиться стало ещё затруднительнее. Карты европейских банков для нас недосегаемы; неименные карты увеличивают все возможные опасности, в том числе и для самих галерок; криптовалюта — вообще «чёрный ящик». Как белоснежный ком растут трудности со страхованием занятий, ведением отчетности.

— И это всё валится на рамена наиболее живописца? А создавать когда?

— Сегодня, если ты не хочешь «строчить в стол», необходимо обучаться сочинять бизнес-проекты, просчитывать опасности, обдумывать стратегию переговоров с музейщиками, меценатами, спонсорами. Это очень важно. Многочисленным трудно победить душевный препятствие и отрекомендовать деловитому люду своё творчество — выясняет тошнота, что ты испрашиваешь милостыню. А а предприниматель смотрит на ситуацию по-другому — он готов положить средства в то важное, чем ты обладаешь. Да, в этом случае мозги функционируют в ином режиме, но это и отлично. Пару лет назад я собирался организовать непривычную выставку, если можно так выразиться, с адвокатским линией. Предполагалось выставить картины и сопряженные с ними настоящие бумаги по охране бардовских невиновен, страхованию, экспертизе, документообороту и даже логистике, какая сегодня стала лично сильной ведущей болью для дизайнеру.

— Почему, а автотранспортные фирмы, пускай и не без вопросов, но всё-таки действуют?

— Прошлая, скурпулезно отстроенная логистическая система распалась на очах. Ранее можно было понадеяться на DHL, сегодня этот инструктор трудится только на вывоз грузов из России. Мало того, катастрофически вытянулись тарифы: на транспортировки между Европой и Америкой они на распорядок ниже, и если североамериканский живописец может сам оплатить эти сто $, не включая их в цена картины, то российский, какому необходимо сообщить в 10 раз больше, поразмыслит дважды. Несомненно нерадивое состязательное превосходство.

— Неужели наша фирма не справится с доставкой за предел?

— Свежий пример. Прихожу в компанию, занятую стрела-доставкой, и именую город в Штатах, куда желаю направить посылку. А мне отвечают, что этого мегаполиса — не всевышним забытого местечка в три домика! — у них в складе нет и на его прибавление необходимо три дня. А это автоэкспресс-доставка с соответственным ценником.

— Обидно, безусловно, но неужели три дня так смертельны?

— Для клиента, в девятое происшествиях из 10, — да. Мы даже не берём эпизоды, когда это, скажем, презент по парадному случаю — ко дню рождения или к новоселью. Желание как можно скорее заполучить свою приобретение по-человечески очень ясно. Проблема в том, что клиент часто ассоциирует логистику с творцом творенья: раз ты выкарабкал автотранспортную компанию, то все её косяки — твоя провина.

— Если за рубежом продолжают брать картины российских дизайнеру, значит, культура отмены всё-таки буксует?

— Да, в подтверждение того, что художество нельзя защитить и посадить по национальным «вольерам». Пятеро североамериканских писателей обходились ко мне за дозволением поместить на обложках собственных книжек репродукцию моей картины «Новый Англия. Судно Френсиса Дрейка “Золотая елень”». Они хорошо знали, что живописец из России и что вымышленный галион, закончивший второе в мировой истории кругосветное поездка, сочинен на фоне коктебельских скал. Ни то ни иное их асбсолютно не собирало.

— По России также с доставкой трудности?

— Ещё какие! Как-то мне для ремонта картины необходим был престарелый холст. Нашёл, выписал, пришёл в компанию за посылкой, вскрываю, а там вместо холста… штаны. Оказалось, что трек-гостиница совершенно схожи. И хорошо бы, если только посылки спутывались, так ещё и картины приходят с повреждениями. Логистика — наиболее опасная часть процесса реализации. Далеко не у всех автотранспортных компаний есть чёткие закона приёма хрупкого багажа к отправке. Его нельзя перебрасывать без жёсткой упаковки, но нередко грузчики просто ленятся делать обрешётку. В наилучшем случае будет расколота бордюр, а случается, что неисправно и само полотно. Кстати, глава одной из автотранспортных компаний, занятых в том числе и транспортировкой картин, сам трахнулся коллекционером живописи. Забавно, как он постановляет трудности с доставкой…

— Отремонтировать раму, наверное, не так непросто?

— Заблуждаетесь! Основным генпоставщиком лучшего палка была Чехия, откуда мы сегодня не зарабатываем ни лучинки. Отыскать планка аналогичного свойства не так просто. Ну, и цены, конечно, взмыли до небес. Представлялось бы, у нас с древесиной задач быть не обязано, но наши фирмы не поторапливаются брать освободившуюся нишу.

— Как бы вы оценили ситуацию с нашим арт-рынком?

— Он проходит период осознания изменившихся реалий. Методом испытаний и ляпсусов нарабатывает новые инструменты работы с специалистами и потребителями, намного внимательней, чем прежде, присматриваясь и к тем и к иным. Не будем забывать, что создания художества, в отличие, к образчику, от акций, по-прошлому остаются эффективным схемой сберечь капитал, и клиенты устремляются заполучить доказательство их цены и значения. То есть им нужна не только аукционная критика или критика, но и информация об творце — позиции в рангах, присутствие произведений в музеях и влиятельных неофициальных собраниях. Сообразно, растёт число прагматичных покупок.

— Влюбленность к искусству выкинута за скобки?

— Очевидно, нет. Просто целевая аудитория арт-рынка весьма неоднородна. Люди, которые лицезрели в художестве лекарство приумножения капитала, были всегда. Это коллекционеры-инвесторы, основывающиеся не на свой привкус, а на базарную цена создания, которое, по большому счету, им может быть асбсолютно не близко. Есть искушённые коллекционеры, изящные специалисты, которыми двигает бешеная страсть. Много покупают что-то от варианта к случаю, когда им представляется, что именно это творение увеличит собой их картину решетка. Ну и другое — неожиданные приобретения, которые объясняются настроением человека в данный момент, впечатлением, которую в нём разбудила точная вещь, влопавшаяся на глаза.

— Но а есть ещё и публика, какая не покупает, но настает на выставку или в галерку. Зачем?

— Интересы у вероятного клиента и среднего гостя различные. Первый избирает творение, которое берется гармонировать в свою ежедневную жизнь, другой настает за чувствами или из любопытства. Толпа, кстати, также чуть-чуть обменивается — усталость от деструктива в художестве, причем в самых различных его областях, выявляется всё заметнее. Деструктив хорош как ароматная тон в обыкновенной пище. Когда точно знаешь, что алчущим не останешься, можно и поэкспериментировать со вкусами. А вот когда помещаешься в зону турбулентности, желается чего-то справедливого, прогнозируемого и надёжного.

— Творчество — область непонятная. Никогда не желательно шагнуть на более твёрдую почву?

— Нет, хотя знаю дизайнеров, отбросивших творчество именно из желания надёжности. Творчество спрашивает не только возможностей, но и ощущения ответственности, мастерства содержать удар, какому отлично обучаться у людей бизнеса. Они на своем пробе ведают, что любое дело развивается через спады и подъёмы, многие протекут через неудача и банкротство, случается, что и не по одному разу, но находят в себе мощь приступить все с начала. Креативные упадки — то же банкротство, из которого необходимо выдраться и вновь поднять к мольберту.

— Для живописца его картины всё одинаково что детки. Никогда не задумывались о том, что стало с тьмами, что стали за рубежом?

— Внезапный вопрос. О работах в собственных собраниях не размышлял никогда. А вот о картине «Вид на Пушкинскую область — Новый год», которую Россия презентовала Совету Европы в 2016 году, временами вспоминаю. Забавно, что с ней стало. Что касается собрания английского королевского дома… Оно насчитывает около 8000 живописных полотен. Им ворочают умышленно назначаемые руководителя, которые могли испробовать преданное им богатство на «благонадёжность» и сослать какие-то картины в запасники или реализовать на торге. Но, думаю, что ферзевая сбруя, как супруга Цезаря, — вне недоверий.

Создатель: Виктория Пешкова