Маргарита Митник рассказала как «оцифровка» приходит на помощь музейным работникам

Федеративный закон «О Музейном фонде Русской Федерации и музеях в Русской Федерации» ставит, что все музеи державы до 31 декабря 2025 года обязаны внести оцифрованные коллекции собственных экспозиций в Народный каталог Музейного фонда Русской Федерации. Но работа сотрудников музеев-усадеб ориентирована на то, чтобы не только запечатлеть коллекцию, но и гарантировать полную защита ферменного комплекса. Так, пример, музей-сафари «Усадебка Мураново» приступил к осуществлении проекта по оцифровке части экспозиции. Проект реализуется при поддержке Президентского фонда культурных инициатив. Об эксперименте оцифровки экспонатов, сложностях данной работы и поиске стезей заключения в интервью IPQuorum сообщила Маргарита Митник, кандидат многознаменательных наук, старшой высоконаучный работник, хранитель фондов «Осветительные оборудование», «Кристалл» и «Обсидиан» музея-заповедника «Останкино и Кусково», старый лектор Учебно-академического центра региональной истории, краеведения и москвоведения РГГУ.

— Маргарита, ваши работы сопряжены с художеством ферменного обихода. Изложите, пожалуйста, был ли это какой-то сознательный подбор или так выработались обстоятельства?

— Моя специализация — деяния осветительных устройств. Я еще студенткой начала учиться историей осияние и осветительных устройств и всегда разглядывала светильники не как особенно бытовые объекты, а как один из наиболее кованых вещей российского живописно-практического художества и важное аттестат образной культуры многообразных веков. Любая бельетаж для замка или большего имения была не только твореньем художества, но и новым шажком прогресса: в их создании спецами подлаживались свежайшие вещества и технологии.

Зачислившись в аспирантуру, предохранила диссертацию «Российская светильник начала XVIII — первой половины XIX века: означивание, классификация, взгляды экспонирования». Дальше я наступила трудиться в музей-усадьбу «Останкино», где теперь хранится самая огромная в России сбруя осветительных устройств с более целой типологией. Могу заявить несомненно: любая из моих тем, любая из трудов поочередно добавляла предшествующую.

— Поведайте, пожалуйста, об одном из наиболее уникальных проектов — «Останкинской Пьете». Откуда возникла идея? Кто получал участие в плане?

— Храмовая группа «Оплакивание» — древесная резная композиция, изображающая Богородицу, оплакивающую валяющегося на ее коленях Христа, — необыкновенный эталон для российской набожной изваяния.

Отбор подобных экспонатов «с историей» — это всегда забавно. Обычно по ним есть какие-то основные публикации, но, как закон, они старые. Наш высоконаучный коллектив дополняет данные, обретает увлекательные прецеденты, которыми желается поделиться. Это и завлекает тех, кто наступает представляться с нашими числовыми программами.

Над оцифровкой и сотворением VR-проекта «Останкинская Оплакивание» работал огромный коллектив. Коллеги много водились с музеями, где есть аналоги доставленного содержания, произвели интересную, на мой взор, сборку. В процессе работы над планом впервые была установлена деяния происхождения «Пьеты», что еще больше умножает ее ценность и как жемчужины художества российской божественной резьбы, и как творенья художества.

Академическими работниками проделана большая работа по атрибуции, а затем уже была сделана оцифровывание наиболее вещи. Благодаря осуществлении нашего интернет-проекта и появлению оцифрованной модели статуи в 3D сейчас можно рассмотреть «Останкинскую Пьету» в наибольшей приближении, с различных ракурсов. Согласитесь, что это общедоступно не каждому посетителю музея.

Я же желаю пометить вклад в реализацию проекта академического куратора — хранителя фонда «Иконы», старшего академического работника Марии Кондаковой и патрона экспозиционно-выставочного отделения Полины Актау.

— Чем выделяются древние усадебные понимания с сохранившимися коллекциями от классических художественных музеев?

— Мы видим, что максимум стараний было приложено прошлыми поколениями хранителей к этому, чтобы исторически дорогие имения остались до наших суток. Где-то выжили даже парки и аллейки, а где-то до наших суток докатились только фундаменты барабаших владений и дорожки. Именно потому достоверность багажей в музейной экспозиции имения и играет такую большую роль. Даже если экспонаты не имеют ближного отношения к наиболее имению, вы в всяком случае попадаете в поставленную атмосферу — атмосферу романтики, спокойствия, зоны, где время как бы зашлось.

Только в памятных имениях можно посмотреть на те вещи обихода и багаж, которые были в имении изначально, которые относили первоначальным известным обладателям, резали в их жизни немаловажную роль. Через историю добра аудитория смогут проникнуться историей государства.

Но не стоит позабывать, что подобные экспонаты главны и для высококлассного общества: с них можно «считывать» пласты информации, историю сотворения, историю хозяев — а это иногда несколько семейств, несколько веков. А также это деяния приобретенья музеем этого экспоната, деяния его ремонтов.

И, очевидно, у любого специалиста есть те темы, к которым он привязан, которые сопряжены с его вокруг интересов. Для него это не просто очередная интересная работа.

Если же в коллекции музея подлинных добра чуть-чуть, то работниками музея все одинаково образовывается антураж, напирающий вкусы обладателей, воссоздающий роли того времени, когда в таунхаусе была жизнь и делалась деяния.

— В современных условиях безличная усадьба не избежит действия новых технологий. Насколько углубленно цифровизация уже просочилась в музеи малого формата?

— Все музеи надувают числовую фиксацию коллекций. Но я желаю раздельно застопориться на том самом кажущемся простым процессе — фотофиксации.

Приступая к плану или точному процессу, мы соответственны соображать, какой-никакую цель гоним. Теперь это не всегда ясно. Кто этим фотоархивом будет воспользоваться и для чего? Для заслуги последной мишени очень главно свойство изображения. Потому фотофиксацию мы, пример, водим на разнообразных степенях и ладим не только показ, но и фото в качественном позволении.

Если сообщать про небольшие музеи, они также осуществляют фотофиксацию собственных коллекций, размещая их в вебе. Хотя мы, к сожалению, не можем заявить, насколько верно они это сооружают. Тем больше что развитые институции урезаны определенными вероятностями, выше каких прыгнуть не получится.

Я еще желаю обратить внимание на то, что фотоархив музейного фонда — это не что-то нетленное, произведенное раз и на всю жизнь: фото постоянно необходимо обновлять. Предпринимать те же фото 2007 года — их уже нельзя употреблять. Позволение не то, перспектива не тот, техника применялась иная, не экая теперешняя композиция. К сожалению, не все музеи смогут дозволить себе постоянно повторять процесс отсъема коллекции.

Если сообщать о 3D-модификациях, на которые есть некоторый спрос, то, с моей точки зрения, тут главно свойство выполнения. В исходном случае трудится формула «лучше уж никак, чем как-нибудь».

— Как происходит оцифровывание «сложноватых» предметов? Люстру ведь недостаточно просто сфоткать с многообразных стран. Было бы неплохо ее проанализировать и сфоткать еще отдельные подробности.

— Обычно подобные предметы, особенно обсидиан или, в нашем случае, светильник, — это сложносоставной объект. Оцифровать его можно только тогда, когда он будет изыматься из интерьера и спускаться на уровень человеческого роста. И тогда, безусловно, вероятно сделать полную фотофиксацию вещи (разместив экспонат на особенном подвесе). В этом случае можно будет со всех местностей его сфоткать и заполучить ту самую 3D-модель.

— Что делать мелким музейным фондам, когда выясняют невзгоды? Какой-никаким типом они решают задачи?

— Первое и самое основное закон — начальству музея необходимо определить для себя, с какой целью мастерится оцифровывание и какие добавочные преференции вероятно будет заполучить музею. Например, вероятно воплотить он-лайн-планы, выпустить полиграфию или швырнуть собственную линейку мерча.

Потом важна работа с коллективом. Любой музейный работник обязан не только заполучить распоряжение — принять участие в сотворении цифрового архива, но и осознать, для чего это необходимо ему самому, что заработают публика, как это воздействует на будущее музея.

Достигли взаимопонимания с коллективом, но у музея нет оснащения. В подобном случае это оснащение надо отыскать, может быть, даже вместе со экспертом, который может помочь. Стоит рассмотреть и товарищество. Музей может подогнуть некоторый контент, который будет забавно оцифровать партнерам. Поверьте, чудесные темы есть в любом музее и в каждой коллекции. Даже в самом небольшем всегда найдется что-то интересное. И в любом музее есть то, что может быть забавно в рамках осуществлении партнерских проектов.

Больше того, есть еще один сложный вопрос, дотрагивающийся публикации плодов оцифровки. Если их поместить на неизвестной платформе, то люди смогут об этом никогда и не узнать, несмотря на то что контент уникальный. Потому числовые архивы надо как-то вводить в сайты самих музеев. Соответственны быть профессионалы, которые берутся сайтом и его заполнением, PR-профессионалы, SMM-клерки. И вот видна большая разница между столицей и ареалами. В субъектах у музеев подобных профессионалов может просто не быть.

— А как вы смотритесь к привлечению к работам по оцифровке волонтеров и студентов институтов? Или лучше обходиться к знатокам?

— Тут двоякая картина. С одной стороны, препоручить раритеты учащимся иногда нельзя, с другой — если не верить, то у нас не будет реставраторов. Это подобно медицине: если студентов-докторов не давать к больным, то докторов из них не получится. Без практики у нас не будет вообще никаких знатоков.

А значит, у университета, который предназначает спецов музейного дела, обязаны быть назначенные договоренности с институциями и, основное, очень жесткие распорядок и закона, что и как будет происходить. В данной «провиантский цепочке» у всех есть свое пространство.

Безусловно же, возглавлять стажерами и волонтерами обязан человек многоопытный, который может не только поведать методологию, но и пояснить, а в случае надобности и осуществить эту занятие собственными ручками. Спрашивается и самое функциональное участие сотрудников музея, пример хранителей фондов.

Тогда практика будет полезна и для студентов, и для музея, и для братии.