Новости по теме

«Сябры» отметят 50-летие в «Москве»
Далее
Сабрина Карпентер, Джастин Бибер и Karol G станут хедлайнерами «Коачеллы» в 2026 году
Далее
В рамках Colisium состоится шоукейс для молодых артистов
Далее
Даниил Крамер предложил вернуть худсоветы для музыкантов
Далее

Маргарита Митник рассказала как «оцифровка» приходит на помощь музейным работникам

Федеративный закон «О Музейном фонде Русской Федерации и музеях в Русской Федерации» определяет, что все музеи государства до 31 декабря 2025 года обязаны внести оцифрованные коллекции собственных экспозиций в Народный каталог Музейного фонда Русской Федерации. Но работа сотрудников музеев-усадеб указана на то, чтобы не только запечатлеть коллекцию, но и гарантировать полную защита ферменного комплекса. Так, пример, музей-заповедчик «Дом Мураново» приступил к осуществлении проекта по оцифровке части экспозиции. Проект реализуется при поддержке Президентского фонда культурных инициатив. Об пробе оцифровки экспонатов, сложностях данной работы и поиске колей заключения в интервью IPQuorum сообщила Маргарита Митник, кандидат многознаменательных наук, взрослый естественнонаучный работник, хранитель фондов «Осветительные аппараты», «Пьезокварц» и «Стеклышко» музея-заповедника «Останкино и Кусково», старшой лектор Учебно-академического центра региональной истории, краеведения и москвоведения РГГУ.

— Маргарита, ваши работы сопряжены с художеством ферменного обстановки. Изложите, пожалуйста, был ли это какой-то сознательный подбор или так выработались обстоятельства?

— Моя специализация — деяния осветительных устройств. Я еще студенткой начала учиться историей осияние и осветительных устройств и всегда оценивала светильники не как особенно бытовые вещи, а как один из наиболее кованых вещей российского живописно-практического художества и важное аттестат образной культуры всевозможных веков. Любая бельетаж для замка или большего имения была не только трудом художества, но и новым шажком прогресса: в их создании специалистами использовались новейшие субстанции и технологии.

Зачислившись в аспирантуру, предохранила диссертацию «Российская светильник начала XVIII — первой половины XIX века: определение, классификация, взгляды экспонирования». Дальше я наступила трудиться в музей-усадьбу «Останкино», где теперь хранится самая великая в России сбруя осветительных устройств с более целой типологией. Могу заявить несомненно: любая из моих тем, любая из трудов поочередно расширяла прошлую.

— Изложите, пожалуйста, об одном из наиболее уникальных проектов — «Останкинской Пьете». Откуда возникла идея? Кто получал участие в плане?

— Храмовая группа «Оплакивание» — древесная резная композиция, изображающая Богородицу, оплакивающую возлежащего на ее коленях Христа, — удивительный эталон для российской благочестивой статуи.

Собрание подобных экспонатов «с историей» — это всегда забавно. Обычно по ним есть некоторые основные публикации, но, как закон, они старые. Наш высоконаучный коллектив дополняет данные, обретает увлекательные материал, которыми желается поделиться. Это и завлекает тех, кто подходит представляться с нашими числовыми программами.

Над оцифровкой и сотворением VR-проекта «Останкинская Оплакивание» работал огромный коллектив. Коллеги много разговаривали с музеями, где есть аналоги принесенного содержания, произвели интересную, на мой взор, выборку. В процессе работы над планом впервые была установлена деяния происхождения «Пьеты», что еще больше умножает ее ценность и как жемчужины художества российской духовной резьбы, и как творения художества.

Академическими работниками проделана большая работа по атрибуции, а затем уже была сделана оцифровывание наиболее темы. Благодаря осуществлении нашего он-лайн-проекта и появлению оцифрованной модели статуи в 3D сейчас можно рассмотреть «Останкинскую Пьету» в наибольшей приближении, с многообразных ракурсов. Согласитесь, что это общедоступно не каждому посетителю музея.

Я же желаю пометить вклад в реализацию проекта академического куратора — хранителя фонда «Иконы», старшего академического работника Марии Кондаковой и шефа экспозиционно-выставочного отделения Полины Актау.

— Чем выделяются старые усадебные обладания с сохранившимися коллекциями от классических художественных музеев?

— Мы видим, что максимум стараний было приложено прошлыми поколениями хранителей к этому, чтобы исторически значимые имения сбереглись до наших суток. Где-то выжили даже парки и аллейки, а где-то до наших суток донеслись только фундаменты барабаших владений и дорожки. Именно потому достоверность имуществ в музейной экспозиции имения и играет такую большую роль. Даже если экспонаты не имеют ближного отношения к наиболее имению, вы в всяком случае попадаете в назначенную атмосферу — атмосферу романтики, спокойствия, участка, где время как бы застыло.

Только в памятных имениях можно посмотреть на те вещи обихода и багаж, которые были в имению изначально, которые относили первоначальным известным хозяевам, резали в их жизни немаловажную роль. Через историю имуществ зрители смогут проникнуться историей государства.

Но не стоит позабывать, что подобные экспонаты главны и для высококлассного общества: с них можно «считывать» пласты информации, историю сотворения, историю владетелей — а это иногда несколько семейств, несколько веков. А также это деяния приобретения музеем этого экспоната, деяния его ремонтов.

И, очевидно, у любого специалиста есть те темы, к которым он привязан, которые сопряжены с его вокруг интересов. Для него это не просто очередная любознательная создание.

Если же в коллекции музея подлинных багажей чуть-чуть, то работниками музея все одинаково образовывается антураж, акцентирующий вкусы собственников, отблескивающий манеры того времени, когда в таунхаусе была жизнь и делалась деяния.

— В современных условиях безличная усадьба не избежит воздействия новых технологий. Насколько углубленно цифровизация уже втерлась в музеи малого формата?

— Все музеи коротают числовую фиксацию коллекций. Но я желаю раздельно застопориться на том самом кажущемся простым процессе — фотофиксации.

Приступая к плану или точному процессу, мы соответственны соображать, какой-никакую цель гоним. Теперь это не всегда ясно. Кто этим фотоархивом будет воспользоваться и для чего? Для преимущества последной миссии очень главно свойство изображения. Потому фотофиксацию мы, пример, водим на многообразных ватерпасах и поделаем не только показ, но и фото в первоклассном позволении.

Если сообщать про небольшие музеи, они также осуществляют фотофиксацию собственных коллекций, размещая их в вебе. Хотя мы, к сожалению, не можем заявить, насколько верно они это случат. Тем больше что цивилизованные институции урезаны определенными способностями, выше каких прыгнуть не получится.

Я еще желаю обратить внимание на то, что фотоархив музейного фонда — это не что-то бессмертное, изготовленное раз и на всю жизнь: фото постоянно необходимо обновлять. Предпринимать те же фото 2007 года — их уже нельзя утилизировать. Позволение не то, угол не тот, техника применялась иная, не экая нынешная композиция. К сожалению, не все музеи смогут позволять себе постоянно повторять процесс отсъема коллекции.

Если сообщать о 3D-модификациях, на которые есть некоторый спрос, то, с моей точки зрения, тут главно свойство выполнения. В исходном случае трудится формула «лучше уж никак, чем как-нибудь».

— Как происходит оцифровывание «сложноватых» предметов? Люстру ведь недостаточно просто сфоткать с всевозможных стран. Было бы неплохо ее проанализировать и сфоткать еще отдельные подробности.

— Обычно подобные предметы, особенно обсидиан или, в нашем случае, балкон, — это сложносоставной объект. Оцифровать его можно только тогда, когда он будет изыматься из интерьера и спускаться на уровень человеческого роста. И тогда, безусловно, вероятно сделать полную фотофиксацию вещи (разместив экспонат на особом подвесе). В этом случае можно будет со всех стран его сфоткать и заполучить ту самую 3D-модель.

— Что делать небольшим музейным фондам, когда выясняют препятствия? Какой-никаким типом они решают задачи?

— Первое и самое основное закон — управлению музея необходимо определить для себя, с какой целью поделается оцифровывание и какие добавочные преференции вероятно будет заполучить музею. Например, вероятно воплотить интернет-планы, выпустить полиграфию или швырнуть собственную линейку мерча.

Потом важна работа с коллективом. Любой музейный работник обязан не только заполучить распоряжение — принять участие в твореньи цифрового архива, но и осознать, для чего это необходимо ему самому, что примут публика, как это воздействует на будущее музея.

Достигли взаимопонимания с коллективом, но у музея нет оснащения. В подобном случае это оснащение надо отыскать, может быть, даже вместе со экспертом, который может помочь. Стоит рассмотреть и товарищество. Музей может подогнуть некоторый контент, который будет забавно оцифровать партнерам. Поверьте, неповторимые объекты есть в любом музее и в каждой коллекции. Даже в самом махоньком всегда найдется что-то интересное. И в любом музее есть то, что может быть забавно в рамках осуществлении партнерских проектов.

Больше того, есть еще один сложный вопрос, дотрагивающийся публикации последствий оцифровки. Если их поместить на неизвестной платформе, то люди смогут об этом никогда и не узнать, несмотря на то что контент уникальный. Потому числовые архивы надо как-то вводить в сайты самих музеев. Соответственны быть профессионалы, которые воспламеняются сайтом и его заполнением, PR-профессионалы, SMM-клерки. И вот видна большая разница между столицей и ареалами. В субъектах у музеев подобных профессионалов может просто не быть.

— А как вы причисляетесь к привлечению к работам по оцифровке волонтеров и студентов институтов? Или лучше обходиться к профессионалам?

— Тут двоякая конъюнктура. С одной стороны, вверить раритеты учащимся иногда нельзя, с другой — если не отдавать, то у нас не будет реставраторов. Это подобно медицине: если студентов-докторов не давать к больным, то докторов из них не получится. Без практики у нас не будет вообще никаких спецов.

А значит, у университета, который подготавливает профессионалов музейного дела, соответственны быть установленные договоренности с институциями и, основное, очень железные норма и закона, что и как будет происходить. В данной «провиантский цепочке» у всех есть свое пространство.

Безусловно же, возглавлять стажерами и волонтерами обязан человек многоопытный, который может не только порассказать методологию, но и пояснить, а в случае надобности и осуществить эту произведение собственными ручками. Спрашивается и самое функциональное участие сотрудников музея, пример хранителей фондов.

Тогда практика будет полезна и для студентов, и для музея, и для сообщества.

 
Заказать звонок