Семен Альтов: «Я в жизни такой же, как на сцене, — не умею прикидываться»

О Службе С АРКАДИЕМ РАЙКИНЫМ

— Я писал для Аркадия Исаако­вича его последний спектакль «Мир жилища твоему». В связи с сиим одна жур­налистка как-то задала вопрос: «Что вы испытали, когда испытали, что ваш спектакль стал для Райкина заключительным?» Вероятно, хотела, чтобы я испытал себя убийцей. Поэтому так главен подбор и распорядок слов даже в обычной речи, а в юморе особенно... Когда я завязал трудиться с Райкиным, он уже был отдален от прежний чудною формы. Два инфаркта так просто не штудируют. При этом Райкин-артист по-бывшему мог происходить невозможные вещи. Я не раз случал у него в квартире на улице Тяжелого. Единожды Райкин, как всегда, посиживает в кресле, невинной ручкой удерживает подрагивающую левую. Пожилой, усталый человек с тихим гласом, только два огромных темных глаза адресованы на меня. Повествует прикол про человека, который закатывает в комнатку, раздевается. И внезапно я это все зрю: как ехит сдернутая с головы панама и нависает на вешалке, человек сбрасывает туфли и шевелит перстами... Вот что может великий артист!

О Произведению С Иными Певцами

— Я признателен доле за то, что работал с наилучшими специалистами в этом жанре... Не желаю огорчать других, Хазанов на эстраде был тогда номер один. Хотя когда сегодня кажусь в ютубе Шифрина — ведаю, как же отлично он трудится! Володя Винокур не просто профессиональный комик, у него еще и негустой дар владеть к себе окружающих. В фирмы, за харчем нет ему равноправных. Будь то жженную, армейские, бизнесмены — со всеми выищет всеобщий язычок, отодвинет на время все ваши проблемы.

О СОЗДАНИИ МИНИАТЮР ПОД Назначенного АРТИСТА

— Только с Райкиным я работал «под артиста». А остальные — Хазанов, Шиф­рин, Винокур, Клара Новикова — брали готовые тексты. Когда-то я дал Шиф­рину «Раскаивающуюся Магдалину». Она ударила, стала для Фимы трамплином. С Яном Арлазоровым было интересно, но нелегко помогать. То, как уверенно он шел на контакт с затор, в те годы в стране не выходило никому. Для Романа Карцева написал спектакль «Зал ожидания». У меня был одинаковый повесть про то, как различные люди намерились в одном участке, где годами чего-то все ожидают. Когда-то в Одессе Виктор Ильченко сказал: «Хороший повесть, чем не повод для представления?» Но тогда ничего не произошло. А лет через десятеро, когда Вити уже не было, Карцев шмальнул составить спектакль, что я и делал. Это был наш один-единственный эксперимент, потому что мы с Карцевым «многообразной группы менструация». И лучшего созидательного союза, чем одесситы Жванецкий, Ильченко и Карцев, быть не могло. Они понимали друг друга с полуслова. Все три из Одессы, я ленинградский. Поэтому экая мичуринская автотрансплантация 1-го к иному, вышло неплохо, но не больше.

О СВОЕМ ФИРМЕННОМ Манере ИСПОЛНЕНИЯ

— Временами меня спрашивают: «А вы дома также так говорите?» Люди мыслят, что я подключаю собственный тембр перед речью. Нет, я в жизни подобной же, как на сцене, — не умею прикидываться. Коллеги глядели на сцену, заряженные до искр энергетикой. А я функционирую «от противного»: появляюсь перед созерцателями раскупленный, но запускаю их в себя, и через минутку выясняет контакт. И мне с ними, и им со мною отлично.

ОБ ИЗМЕНЕНИИ ВОСПРИЯТИЯ ЮМОРА В НАШИ ДНИ

— У меня был очень известный повесть «Бакшиш» — Жванецкий когда-то сказал, что это наилучший потешный повесть русского периода. Прочитывание брало 18 исполнятся, и я выполнял его не только в собственных бардовских вечерах, но и в монтажных выступлениях. И всегда признательные хлопанье… Шло время, вокруг телефоны, эсэмэски, лайки, и я испытал: залу длинно внимать один произведение нелегко. С болью в душе приступил уменьшать стенограмма: 16 минуют, 12, 10, 8. Когда уменьшил повесть в два раза, сказал себе «стоп» и перестал выполнять.

Да, время приказывает. Недавно окинул глазами свою библиотеку и поразмыслил, что моим потомокам она, наверное, уже не будет нужна. Предпринимал с армия «Шагреневую шкуру» Бальзака, решился возродить в памяти. Декламирую, и уже в конце первой страницы забуксовал. Слишком неторопливо. Не хватает компактности. Сейчас сочиняю в основном коротенькие повествования. А еще рассылаю приятелям собственные коротышки. Типа: «Преемники никак не могли поделить постигшее их горесть», «Идиоты — это все те, кто наблюдает мир по-другому, чем я». Подобных накопилось больше тыщи. Может, издам единичной книжечкой.

О Малолетстве

— Чем далее заглядываешь в прошедшее, тем безмятежнее представляется минувший жизнь. Пожалуй, по истинному удачливы мы были у исходной груди, где и прочмокали наилучшие годы… Я родился в Свердловске во время борьбы, в 1945 году. 6 первых месяцев жизни там, прочая жизнь в Петербурге. Когда погодя много лет прихрял в Екатеринбург на концерт, отец просил отыскать дом, в котором я родился, — на улице Шейнкмана, 3-ий от угла, последний этаж, два изнаночных окна. После выступления, запоздало вечерком я сделал дом, два окошки, расплакался. Примчал домой, повествую отцу, как защищал перед тем самым девятиэтажным жилищем. Отец сообщает: «Подожди! В том обиталище, где ты родился, было пять этажей». Очутилось, на участке старого дома возвели новый. И не под тьмами окнами я рыдал... Я родился в 1945 году и еще помню эпохи, когда не было тв. Но спичечки уже были, и огонь трением мы не промышляли. Все обменивается — что-то подходит, что-то уходит. Можете этакое отрекомендовать: книжки были на вес золота. Давали их на ночь, присвоенные до дыр! Но благодаря этому дефициту наше поколение прочесло все наилучшее — выжимку из мировой литературы.

О ЦЕНЗУРЕ В ПРОГРАММЕ «ВОКРУГ Хохота»

— Был жутчайший отбор писательского свойства слов. Основным редактором была Татьяна Олеговна Паухова. Она сохраняла планку, чтобы на экране не появилось намека на непристойность. Сегодня само речь «непристойность» непонимаю без переводчика. Благодаря Пауховой выковался особый манера писательского юмора. Только один раз из мой повествования зачеркнули речь. Выказал я это, когда в ютубе переглядывал отметка, где Хазанов декламировал мой повесть «Малолетний хор в иноземном посольстве». Ребятишки обязаны были петь в австрийском посольстве, но доставили их в венгерское. В моем тексте было мнение «австро-мадьярский» посредник. В записи прибрали. Наверное, по ловким сужденьям. Или с испугу, на любой случай. В те эпохи «цензуру» старались включать некоторые созерцатели. У меня сохранилось письмецо от подобного ворчливого, который решился, что в своем очерке я обижаю пролетарых, колхозников, докторов, академиков и вообще всех совковых людей одним махом.

О САМОМ Забавном ПРИЗНАНИИ В Симпатии К ЕГО ТВОРЧЕСТВУ

— Занятная была картина… У меня есть фраза: «Если от вас ушла супруга, а вы не чувствуете грусти, повремените. Жена вернется, а с ней опечаль». Еду в «Красивой стреле» домой, в Питер. В тамбуре подходит молодой человек и сообщает: «Я ваш хвост! Отличные шутки ваши в фирмы имеют успех». Спрашиваю: «Какие, пример?» Спутник на секунду задумался и сообщает: «Ну там приблизительно вот так: «Если от вас ушла супруга, а вы этого не отметили, ну и хрен с ней!» И загоготал так, как словно ничего смешней в его жизни не было! Запомните: в юморе очень главен распорядок слов! И вообще в жизни главен распорядок!

(Инна Фомина, «7 суток», 11.06.23)