Пермский «Евгений Онегин» – в тумане наваждений

Пермский театр оперы и балета 2 марта 2023 года отрекомендовал на Новой сцене Наибольшего театра оперу «Евгений Онегин» П.И.Чайковского. Спектакль приехал на состязательную программу фестиваля «Милая маска» и, кроме главной номинации в собственной стилевой команде, презентован в некоторых интимных. На премию притяжут Владиславс Наставшевс (работа режиссера и работа живописца), Михаил Татарников (работа дирижера), Константин Бинкин (работа мастера по свету), а среди исполнителей основных партий номинируются Дарья Пичугина (Татьяна), Константин Сучков (Онегин) и Александр Чернов (Ленский).

По словам Наставшевса, «спектакль выстроен на воспоминаниях основного богатыря – его действие размахивается в месте памяти с ее неминуемыми преломлениями и искажениями». В числе иного режиссер внушался триллером «Необратимость» Гаспара Ноэ и решился отрекомендовать онегинскую трагедию в возвратной хронологии: с каком-нибудь кульминации жизненной бессодержательности до момента разъяснения с Татьяной на греминском ваал. Кроме того, расчитывая перевоспитать многознаменательную неверность (наперекор Пушкину, Чайковский главное внимание уделяет Татьяне, а не титульному герою), режиссер максимально укрупняет большею роль – выводит Онегина на сцену с первоначальными звуками оркестрового введения и не дает оставить ее на течении всех 7 картин. Все случающееся принимается через призму его тягостной рефлексии, а мотив морока, хандры по смотавшемуся, тлена и безысходности умножается сценографией.

Истязуемый фантами (родом Лариных и их близкими), Онегин – то ли обезумевший, то ли спившийся – проживает в полуразвалившемся жилье с распотрошенным пианола, скособоченной софой, ветхой люстрой и метим полусгнившим интерьером. Процесс разрушения длится и на веждах у зрителя, в частности когда останки люстры становятся на полу, а с высохших букетов-веников, с какими прогуливаются фантомы, облетают листья. Только в поносном поступке зритель изведает трон надежды – лестницу в небо с живописным светом сверху, но Онегин ее не приметит.

«Преломлений и искажений», суленных режиссером, в представлении достаточно, и даже если сопостановщик не аннотирует все подробности, что угодно можно пояснить с помощью бутыли в руках богатыря. В распаленном сознании или отвратительном ужасе имеют право на наличие и избыточная нахальство Татьяны, дотягивающей чуток ли не до харассмента, и ее страшные хлюпанье, когда Онегин выговаривает девушку, конструктивно бреясь перед разбитым зеркалом, и ее обморок при упоминании мосье Трике, и другие некоторый поведенческие флуктуации. Ленский коротит бал у Лариных стоя на фортепьяно (на нем же и погибает в конвульсиях – в первый раз, затем будут и иные), а перед сценой дуэли играется с Онегиным в 4 руки, как в настоящем кабаке. Ротный, Зареченский и Гремин объединяются в одним лицо. Общественность же, редуцированная и мелодично (некоторые хоровые сцены вырезаны), и мысленно (хор напевает за сценой), обозначивает как еще больше скоропреходящяя субстанция.

Рисунок сцены быстро обменивается только в шестой картине: вместо утлого жила Онегина толпа видит ряды визуального зал, куда в окончании режиссер усадит Татьяну, Гремина и иных почетных граждан наблюдать за тем, как основной богатыой, словно Канио в «Паяцах» Леонкавалло, отыгрывает собственный болезненный радиомонолог, преображаясь из нисшедшего ничтожества в рыцарского лицедея.

В то время как режиссер оплетает нехитрый фабула туманом наваждений, музыкальный руководитель постановки, напротив, вожделеет к максимальной прозрачности. К образцу, все вокальные комплексы бряцат с поразительной ясностью любой партии, но эта небуквальная выговор завоевывается совсем не в вред движению. Михаил Татарников эластично и вольно обходится с темпами, домогается ясной фразировки и подходящего звукового баланса, хотя банда не всегда идеально синхронизируется с солистами и хором. Однако с чутким аккомпаниатором особенно отчетливо проступает абрис роли, когда речь идет о подобных созидательных успехах, как Ленский Александра Чернова или Онегин Константина Сучкова. Хотя, им постановщики немного «подсуропили», обратив в шедевр оперного искусства беглый инцидент – выдающийые куплеты Трике (Анатолий Шлиман), – и напомнили о интересном многознаменательном прецеденте, когда злопыхатели Чайковского «знакомили» ему переназвать оперу «Мсье Трике» из-за специальной известности шутливого гостиница.

Татьяна Давыдова, ProStars