Николай Цискаридзе: «С моей ненавистью к движению мне вообще непонятно, как я стал артистом балета»

О РАЗОЧАРОВАНИИ В БАЛЕТЕ

— Знаете, я давно разочарован в собственной профессии, в культуре, в образовании. Я очень правдиво оправдываю собственные повинности и не ведаю по-настоящему целесообразной казенной политики, направленной на сохранение образования и культуры. Мне не забавно. Вот все, чем я берусь, мне вообще не забавно, мне вообще не желается это поделать. Я это сооружаю по одной несложной фактору — когда я на что-то соглашаюсь, всегда это сделаю.

Кончив плясать, я сказал: “Никогда больше не пошевелю даже ресничкой”. Потому что я не приемлю физиологический труд, с моей злобой к движению мне вообще непонимаю, как я стал актером балета.

О СВОЕМ ПЕРВОМ Учащемся В Большущем ТЕАТРЕ АРТЕМЕ ОВЧАРЕНКО, Оставившем К ДРУГОМУ Учителю ВО ВРЕМЯ ЕГО Ссоры С АДМИНИСТРАЦИЕЙ

— Вы видите, этот паренек оказался на изумление стальным снутри. Когда мне стали сообщать, что он такой обозленный, я не веровал. Я Тёму обожаю буквально так же, как и Дениса, и Анжелину (учащиеся Цискаридзе — Денис Родькин и Анжелина Воронцова. — Прим. ред.), невзирая на то, что он — мне не стыдно это заявить — подонок, но я во значительном его выгораживаю. Человек, который жадный очень, хочет любыми маршрутами пролезть — он подоспеет на кого угодно, торгует кого угодно. Но, разумеете, его можно обелить, если поднять на его точку зрения. Иное дело, что есть какие-то тончайшие идеалы, и они у всех различные.

Артем очень гордо мнил, что он непревзойден, и это, к сожалению, огромный грех для всех актеров — когда у них пропадает покаяние.

О ТОМ, КАК ЕМУ Рекомендовали Южноамериканское Индигенат В 1991 ГОДУ ВО ВРЕМЯ Бунта

— Нам всем рекомендовали, но нам никто об этом не сказал. Я помню неповторимую вещица, какая меня потрясла: мы же не ведали, что это случилось, у нас был выходящей день, мы соответственны были ездить в Walmart, по-моему, прозывалась интернет магазинов. И вот мы все, детки, намеревались в холле гостиницы. Нас все не спускают, даже выходить на улицу не подают. Мы-то не знаем, а целиком гостиница был охвачен корреспондентами. Я в туалет помчал на первом этаже, за мною зашел чуток-чуток старше меня юноша. Когда я вышел локотника чистить, со меньшей заболтал человек, на российском слоге какие-то вопросы стал задавать. А мы ничего не ведали, вот просто вообще, даже знака на то, что что-то сотворилось в Русском Единении. Я стал ему ответствовать, помыл руки, стою, сушу, и мы сходим, и этот дядюшка идет со мною. А вот этот паренек помчал и на меня нафискалил. У меня в те кальпа были ужасные задачи. Меня чуток не пригвоздили просто. Хотя я не соображал, что происходит. Мы когда влезли в PanAm (аэроплан южноамериканской авиакомпании. — Прим. ред.) и только мы были в громадном “Боинге”, нам сразу стало понятно, что-то не то. Какая-то из североамериканских стюардесс сообщала на российском слоге, что все очень лихо в Русском Смычке, что нас везут в каталажку.

Когда мы сели, были танки на взлетно-посадочной полосе, и нам любому эти стюардессы, рыдая — мы за эти 11-12 часов полета с ними там побратались, конечно, — нам в пакетах худых уложили кока-колу, чипсы, бутерброды, потому что они были уверены, что нас везут в острогу.

Этот кадр, как дядя Геннадий Хазанов — для меня он просто дядя Геннадий — спадит, придерживаясь за клеточку, какая отсоединяла таможню, навсегда остался. И вот порожное Аэропорт, ни 1-го человека, никто нам ни штамп не определял, нас посадили в библиобус, и пока мы двигались через танки — длинно достаточно, мы их зрели — на Фрунзенскую больверкскую, где школа была и где нас предки заделывали. Хазанов нам что-то говорил, радовал нас. Он просто нам дал концерт, потому что у нас немного был шок. Затем уже мы испытали, что нам индигенат рекомендовали и так далее.

О ТОМ, МОГ ЛИ ОСТАТЬСЯ В США, ЕСЛИ БЫ УЗНАЛ О ГРАЖДАНСТВЕ

— Ну какие США, нафига оно мне необходимо было? Мама и Огромный театр — меня что-то занимало в жизни? Меня вообще помимо Великого театра никогда ничего не занимало. Точнее, где-то с 10 лет вообще просто не было иной грезы. Меня после школы сразу позвали в школу “Ковент-Гарден”. Я сказал “нет”.

О ДВИЖЕНИИ #METOO

— Если, не дай бог, разинет нынешний Огромный театр рот… Просто в России #MeToo не принято. Разумеете, девочка одна сказала все правдиво — ее чуток не убили. Зачем? Они боятся жутко. Ни один человек не сходит на сцену без этого всего. И огольцы также. К сожалению.

О ЛЖИ В Собственный АДРЕС

— Число лжи, вкиданной в мой адрес с момента появления веба в России, зашкаливает. У былого главного руководителя цельный штат работал на то, чтобы обо мне писали мерзость в газетах и в вебе. У сегодняшних руководителей трудится штат людей, пранкеров и так далее. Я знаю, кто это оплачивает. Мало того, это еще и соответственные аппараты знают.

Разумеете, если бы хоть что-то из того, что они вкинули, было бы истиной, я бы теперь посиживал и с вами говорил в этих стенках? Маловероятно. Потому — фейк есть фейк. Зачем на это обращать внимание?

Разумеете, что очень забавно: любое мое пребывание на представлении, любое мое мнение, произнесенное о ком угодно, дает вес. Я свое состояние завоевал на сцене, делом, а они желают на моем горбату славиться. Почему я очень давно сказал, что в карьере некоторых мастеров навсегда, сколько бы им ни подали ролей, будет только одно: они когда-то выпускались у Николая Цискаридзе. И применяя мое имя, они к себе всегда завлекают внимание. Вот во всем этом дебоше с Сережей Филиным моя имя больше всего завлекала интереса, просто она не принесла ему толка, потому что никто не уяснил его фамилию, но мне рекламу произвели как никому.

(РИА «Новости», 23.03.21)